К счастью, в сети Гениша (вернее, бывшей сети, ведь он сдал кураторство новому назначенцу) подменышей было мало. И как косвенный признак их проявления можно было назвать разрушение семей и обособление частной жизни. Но всегда ли срабатывало это правило оставалось пока что неясным.
Рассудив, что пожалуй пора бы закруглить выдерживание паузы, Острецов нарушил тишину вопросом:
– Итак, что скажите, соратники?
Краснов ответил, не раздумывая:
– А что тут скажешь? Гениш – это, без ложной гордости, наш крупный успех.
Глядя на генералов, Кочевник поскрёб подбородок со словами:
– Головы остальных инструкторов тоже ценные. Но до уровня Гениша им, конечно, далеко.
– Значит, наши выводы совпадают, – заключил Острецов. – А раз так, то начнём-ка соображать над первоочередными шагами по очищению Северной Раконии. Мне, Пётр Викторович, понадобятся группы "охотников".
Краснов не возразил, но всем своим видом выразил, что сперва надо закончить дела в Светлоярске. Острецов его понял без слов и ответил:
– Скоро здесь всё завертится так, что успевай только крутиться. Безусов крепко сумел обложить наших "друзей". Осталось дождаться, когда они начнут нервничать и проявят себя во всей красе.
– А что, Ростислав Сергеевич, – спросил Краснов, – полковник Безусов так уверен, что "они" непременно начнут дёргаться и совершать ошибки?
– Да. И я разделяю его уверенность, – Острецов посмотрел на Кочевника, тот тоже выразил своё согласие кивком. – Знаете, мы даже не ожидали насколько усердным окажется Кашталинский. Он сдал кое-кого в войсках. Правда, раскручивать ниточку Хромов поручил не мне, но сегодня утром он поставил меня в известность, что в действующей армии уже взяты под колпак несколько предателей и внедренцев, вина которых явна и доказана. Взяты в разработку и некоторые офицеры, которых предатели использовали в тёмную. Эти офицеры никоим образом не шпионы, просто либо чрезмерно болтливы, либо на свою беду оказались в приятельских отношениях с подсылами. Ну и кроме всего прочего, Кашталинский – не единственная болевая точка, на которую давит Безусов.
– Что ж, – произнёс Краснов, – по завершении дел столичных, займёмся помощью союзникам более предметно. А пока что меня больше волнуют урановые рудники и строительные работы у Скериеса и Бирра. Но в первую очередь – рудники.
– Я, Пётр Викторович, наслышан, как вы "сотрясаете" наше руководство, – улыбнулся Острецов. – Но теперь-то, когда у нас в распоряжении появились древние драгметаллы, думаю, решение о начале строительства атомных убежищ в северных городах последует скоро.
– Как бы поздно не вышло, – пробурчал Краснов. – Слух про скорое решение, надеюсь, надёжен?
– Надёжен-надёжен. Сами же знаете, пока раскачаются, пока то да сё…
– Вот-вот, – невесело усмехнулся Краснов, – если я и Хромов не будем постоянно давить, раскачка грозит стать вечной.
Острецов хотел было сказать про долгое запрягание, но промолчал. Вместо этого он спросил:
– Оракул больше не давал весточку?
– Вы же знаете, Ростислав Сергеевич, вы первый, кого я, если что, ставлю в известность. Надо полагать, он уже запустил портал и исследует магистрали.
– Был бы ещё в этом практический смысл, – высказал свои сомнения Кочевник. – Практический в смысле приближения победы в войне.
Острецов перевёл взгляд на Семёнова, а Краснов ответил:
– Тут, Дима, ещё как посмотреть. Есть у меня, прямо скажем, нехорошие подозрения. Подозрения по поводу строек у Скериеса и Бирра. Что они там под землёй так усердно строят, а? Вот то-то же!
– Вы, Пётр Викторович, считаете, – сказал Острецов, – что чужаки затеяли строительство подземных магистралей? А по силам ли им это?
– Это только лишь моё предположение, Ростислав Сергеевич. Может строят, а может ремонтируют. Нельзя же исключать, что пневмоподземка пролегает и под Велгоном. В старые времена, бывало, всю планету ими опоясывали. И если я прав, то оборудование для подземных работ чужаки используют явно не велгонское. Такое оборудование они могли припереть с собой, когда ещё владели проходом в локус.
"Прямо хоть бери и на части разрывайся", – подумал Острецов, вставляя в приёмник отображателя очередной накопитель.
– Ну что, – спросил он, – смотрим следующую ментограмму?
Краснов и Семёнов одновременно кивнули. Их ожидал двухчасовой просмотр полезной, но как правило, очень скучной записи.
Тщательно расчесав парик, возложенный на голову манекена, Элизабет принялась неторопливо снимать с лица грим. Куски вымазанной ваты, один за другим, падали в стеклянную ванночку.
Спектакль закончился, Элизабет устало рассматривала себя в большом стоячем зеркале и обдумывала чьё приглашение на ужин выбрать для завершения вечера. Прощального вечера с этим городом и, если повезёт, с этой страной. Последние дни она продолжала жить под прессом огромного внутреннего напряжения, но этого никто, естественно, не замечал. Всё шло как обычно: спектакли, круг знакомых лиц, ухажёры. Но уже ночью она намеривалась распрощаться со Светлоярском. Соискателей на сегодня оказалось аж трое, и каждый, видимо желая показать ей свою значительность и состоятельность, пригласил в "Вечернюю Звезду". Ресторан считался дорогим и почему-то именно его жаловало большинство иностранцев. Знали бы её поклонники до чего ей обрыдло это заведение! Да, именно обрыдло, иного слова Элизабет подобрать не смогла. Почему-то у всех кавалеров хватало фантазии лишь на "Вечернюю Звезду", как будто в Светлоярске нет других мест.
Пусть будет "Звезда", решила Элизабет, промакивая кожу лица влажной салфеткой. Прислуга там давно выучила её вкусы и расстарается как обычно. Пожалуй, стоит проявить благосклонность к маркизу де Лето. Этот арагонский аристократ прислал просто изумительный букет и так витиевато написал записку, что пока дочитаешь до конца, забудешь с чего началa. В пользу выбора маркиза сыграло и то, что он прибыл в Светлоярск по каким-то посольским делам и срок его командировки подходил к концу. Дипломат – это замечательно, при других обстоятельствах из дипломата можно было бы попробовать вытянуть что-нибудь стоящее, так как любые косвенные сведенья могли оказаться полезными. Но теперь, увы, всё это ни к чему. Теперь можно смело забыть об играх.
В дверь гримёрки тихо постучали. Томно вздохнув, Элизабет громко и с неизбывной скукой произнесла:
– Войдите!
Вошёл подросток из бригады сценических рабочих. Его имени она не знала, да и никогда не стремилась запоминать имена рабочих. Юноша старшего школьного возраста подрабатывал вечерами в театре и его часто использовали на побегушках.
