слишком долго размышлять о том, что там произошло.
Мой господин улыбнулся, но его лицо сохраняло такое скорбное выражение, что мое сердце сжалось.
– А о чем мне думать, мой добрый Памон? О семье, к которой я не могу даже прикоснуться? О нескончаемой боли? – Он покачал головой. – Та катастрофа, которую предрекает голос, рок, что, как она считает, навис надо мной, ждут меня лишь в будущем. И я уверен, что любой из них лучше, чем мое настоящее.
Вскоре у лорда Хакатри начался новый приступ лихорадки. Я каждый день ухаживал за ним, однако он редко меня узнавал. Но даже в тех случаях, когда я уходил, чтобы забыться беспокойным сном, моими сновидениями управляли сны моего господина. Однажды я даже спросил одного из целителей Энки-э-Шаосэй, женщину зида'я, чье имя я уже не помню, могла ли моя постоянная близость с Хакатри привести к появлению похожих снов, и она откровенно удивилась моему вопросу.
– Тебе снятся его сны? – спросила она.
– Откуда я могу это знать? Но прежде мне никогда не снилось, что я горю, и я ни разу не заходил так далеко по Дороге Снов. На Сесуад'ре я слышал… – И тут я смолк. Если я не мог признаться своему господину, что меня посещали его видения у Перекрестка, то разве имел право поделиться ими с той, кого не знал? – В своих снах я выкрикиваю незнакомые мне имена, – продолжал я, – как будто вижу старых друзей, но меня не замечают, или старых врагов, с которыми должен сражаться, но они постоянно остаются за пределами досягаемости.
Целительница выглядела удивленной.
– Возможно, дело в твоей крови, – наконец сказала она.
– Моей крови? Но не я сражался с Червем. На моей коже нет шрамов от черной крови, хлынувшей после его смерти из подлого сердца.
– Но ты тинукеда'я, не так ли? Один из вао, пришедших из Сада.
И вновь мне напомнили о моем происхождении.
– И что?
– Необычность твоего народа заключается в том, что вы легко попадаете на Дорогу Снов, – только и сказала она.
Нам пришлось провести в Летнем городе несколько лун, поскольку мой господин очень медленно приходил в состояние, которое лишь отдаленно можно было назвать приличным. К тому времени когда Луна Лисицы пошла на убыль, я стал все чаще чувствовать, что у меня украли мою жизнь. И даже сейчас, когда я пишу эти строки, мне стыдно за собственный эгоизм, но, должен признаться, я нередко думал о том, помнят ли меня те, кто остались в Асу'а, или они вспоминают только Хакатри. Я также спрашивал себя: не забыли ли меня друзья в Вороньем Гнезде.
Дни шли, я размышлял о том, какие следы в моей судьбе оставили события, в которых я участвовал, и поражался незначительности своих деяний в этом мире. Только рядом с моим господином я приносил хоть какую-то пользу. Я был никем, и меня начинали замечать лишь в те мгновения, когда я играл какую-то роль в жизни известных людей. Пока за моим господином умело ухаживали целители Дома Золотого Листа, я гулял по улицам Летнего города, рассматривал древние сады и лес. Я беседовал с теми, кого встречал во время прогулок, как зида'я, так и тинукеда'я, и довольно скоро понял, что не ошибся: многие жители покинули Энки-э-Шаосэй.
Торговыми маршрутами в восточной части Альдхорта никто больше не пользовался после того, как опустел Тумет'ай, а оставшиеся поселения зида'я в этой части мира были слишком маленькими, чтобы компенсировать исчезновение когда-то огромного города на севере, раздавленного льдами. Многие из тех, с кем я разговаривал, признавались, что они, возможно, вскоре переберутся в Асу'а, или в Мезуту'а, или еще куда-нибудь, где жить намного легче. До нашего приезда я почти ничего не знал о Летнем городе, но после того как мы провели здесь столько времени, начал горевать о нем, как о любимом старике, обреченном на скорую смерть. И вновь вспомнил мрачные предсказания Инелуки. Если зида'я исчезнут, что будет с моим народом? Станут ли свободными тинукеда'я или уйдут вместе с бессмертными, которым сейчас служат?
Однажды, после прогулки по городу, я вернулся в покои моего господина и увидел, что он все еще спит, но у его постели сидит Защитник Минасао Красное крыло. По меркам зида'я, Минасао был слишком молод для такой роли – казалось, он еще наслаждался дарами юности, но, как и мой господин, был гораздо старше, чем казалось. Однако выражение его лица, когда я вошел, больше подходило тому, чьи мысли полны тревоги.
– Хакатри не просыпался с самого утра – я уже давно тут сижу, – сказал Минасао.
Я осторожно приложил ладонь ко лбу моего господина, он был теплым, но я не уловил признаков лихорадки.
– Так часто бывает, милорд, – ответил я. – Иногда он испытывает настолько сильную боль, что может лишь спать – и это лучший для него выход. – После некоторых колебаний я добавил: – Если забыть о его снах.
– Я кое-что о них слышал от целителей, – сказал Минасао. – Расскажи мне про его сны.
– Если их можно так назвать. – Я предложил Минасао чашу с вином, и он ее принял.
Пока он пил, я наблюдал за моим господином и описывал странные вещи, которые видел и чувствовал Хакатри после смерти дракона, причудливые путешествия, что он описывал после пробуждения.
– Значит, жуткие сновидения начались еще до того, как вы поднялись на Сесуад'ру?
– Задолго. Почти сразу после того, как на моего господина попала черная кровь из сердца дракона. Впрочем, они изменились после ночи, проведенной на море вместе с самозванкой-целительницей Фен Йоной. Но это неизменно больше, чем просто сны. Он говорил мне, что беспомощно дрейфует от прошлого к будущему и обратно.
– Даже наши самые мудрые старейшины не до конца понимают Дорогу Снов, – признал Минасао. – А что ты имеешь в виду, когда говоришь прошлое и будущее?
– Мне известно лишь то, что говорит мой господин, милорд, но он множество раз повторял, что становился свидетелем событий, которые еще не произошли. – После некоторых колебаний я продолжал: – Однажды он видел руины Энки-э-Шаосэй… разбитые камни, практически поглощенные лесом и зарослями ежевики. В другие моменты разговаривал со смертными, помнившими зида'я только по легендам. Возможно, это лишь безумные видения, вызванные лихорадкой. Как он мог беседовать с еще не рожденными людьми?
Минасао покачал головой.
– Если он видел наш город в руинах, боюсь, какая-то сила показала ему реальное будущее – во всяком случае, вполне вероятное. Сама Джакойа, великая Собирательница Сада, однажды сказала, что грядущее может представлять собой дорогу с множеством ответвлений, и всякий раз, когда ты или я выбираем одно из них, наш призрак выходит на другое.
– Призрак? – Мне его слова совсем не понравились. – Дух умершего? – В призраков
