Фрагоровцы проиграли. Это их ингибитор уничтожен. Сбежали только двое. Кэр не стал преследовать их.
Хватаюсь за особо жирный луч. Морщусь. Приятная теплота в теле становится жаром. Акане отстраняется от меня:
— Киба-кун! Ты весь горишь! Нам надо бежать?! Киба-кун, чего мы ждём? Аннета-сан? Что с вами двумя? Пойдёмте выручать Элеонору-сэнсей!
Смотрю на свою покрасневшую руку. Ого, да от неё пар идёт. Не сдохнуть бы ненароком. Щёлкаю пальцами. Ничего... Ещё раз... Ещё... На пятой попытке получается выбить искры.
— Поздравляю, Эйн Соф. Твоё первое плетение на планете Земля. Назовём его «Божественные искорки тысячи истин».
Слышу шаркающие шаги...
Из-за угла медленно показывается он.
Немного потрёпанный, с опалёнными волосами. Чувствую, как он вбирает в себя эфир. Аннета встаёт, сжимает кулаки. Знаком велю Акане отойти подальше и не вмешиваться. Кэр этому не противится. Акане ему не нужна.
Он идёт на меня, молча... Смотрит только в глаза. Шаг, второй...
Не шевелюсь.
Кэр останавливается в метре от меня. Сверлим друг друга взглядом.
И...
Он обречённо вздыхает, садится на лавку рядом со мной:
— Сидишь?
— Сижу.
— Тоже посижу. Все равно облажался. Кто бы мог подумать, что Фрагоровцы такое учудят. А ведь я думал, что контролирую их, знаю о каждом шаге. Эта твоя Элеонора не так проста, как кажется.
Не отвечаю. Киваю Аннете, чтобы тоже не вмешивалась и отошла в сторону — дабы не нагнетать.
Кэр чешет затылок:
— Так себе из меня противник, да?
Пожимаю плечами:
— Самый опасный из всех, с какими я сталкивался.
— При том, что ты в теле человеческого ребёнка? Стыд и срам мне.
— Ну, я здесь подольше тебя, так что и у меня есть кое-какие преимущества. За такой короткий срок ты неплохо справился.
Молчим.
Первым говорит Кэр:
— И что будет дальше? Что говорит тебе твоя паучиха? Она захватит этот мир?
— Нет, не захватит.
— Откуда ты знаешь?
— Просто знаю.
— Ты рассуждаешь, как ребёнок, в котором находишься, паук. Новая Смута ничему тебя не научила? Скоро здесь не будет никаких ограничений. В отличие от Варгона, эфир на Земле не зарождался тысячи и тысячи лет. Мы адаптировались под него, учились ему, контролировали его. Начинали с самых азов. Неужели ты не понимаешь, что произойдёт, если передать дикому племени, только научившемуся добывать огонь, чемоданчик с большой красной кнопкой? Думаешь, достаточно сказать им, что на неё нельзя нажимать?
Кэр переводит взгляд на Аннету:
— Что с ней?
— В ней бушуют Тени...
Какое-то время молчит, опускает голову, подпирая её руками:
— Что же ты наделал, паук... Самое главное — ради чего... Ты хоть сам это понимаешь? Или слепо прислушивался к нашёптываниям своей богини в голове?
Пожимаю плечами:
— Не совсем, но близко.
— Ты фанатик?
Хмыкаю, повторяю:
— Не совсем, но близко. Хватит философствовать, Инквизитор. У тебя должны быть инструкции на случай провала. Что ты должен сделать, если эфир пробудится?
— Замедлить его распространение любой ценой. Избавиться от источников угроз для этого мира. Ты умеешь контролировать эфир, и не думаю, что устроишь тут хаос. А вот она... — переводит взгляд на Аннету.
Уголок моих губ приподнимается:
— Ты же понимаешь, что я не позволю?
— Конечно. Тот, кто охраняет источник угрозы, тоже становится угрозой. Интересно, справлюсь ли я сейчас с тобой...
Качаю головой:
— Ни единого шанса.
Кэр вздыхает:
— Я так и думал. Не просто же ты тут сидишь, спокойно меня дожидаясь. Скажи мне, паук, на какой ступени ты был в Варгоне?
— Девятой.
Кэр присвистывает:
— Предпоследней перед возвышением. Не думал, что существуют такие маги. Элементалист?
— Не совсем. Универсал.
— Универсал девятой ступени? — изумляется Кэр. — Поразительно. А я всего лишь шестой, а считался одним из сильнейших в мире. Тут могу пользоваться только плетениями второй ступени. Тело ещё не адаптировалось.
— Неплохо.
Щёлкаю пальцами ещё раз. Хочу вызывать небольшой огонёк, как от зажигалки, но получается узкий столб пламени, уходящий вверх. Кэр прикрывается руками, Аннета отступает на пару шагов, в то время, как Акане вскрикивает где-то позади. Останавливаю поток эфира, и пламя тухнет.
— Надо же... — трясу рукой. Волдырь точно появится. — Думаю, осилю четвёртую ступень. Но перенапрягаться не буду. Хватит и третьей.
— Понятно.
Кое-что замечая, кладу руку на плечо Кэра:
— Не надо, Инквизитор. Я понимаю, что ты хочешь меня заговорить и воспользоваться элементом неожиданности. Это не сработает. Всё кончено. Я оставлю тебя в живых, если ты пообещаешь, что никогда больше не встанешь на моём пути.
— То есть я могу встать и уйти?
— Конечно, — добродушно улыбаюсь. — Если пообещаешь.
Молчим. Довольно долго. Может, минуту или даже две. Кэр невесело улыбается:
— Ты врёшь. Понимаешь, что я всё равно попробую тебе помешать. Что, хочешь сохранить лицо перед этими девочками, — кивает на Аннету.
Удивлённо вздёргиваю бровь:
— Сохранить лицо? Ты серьёзно? Я предлагаю сохранить тебе жизнь потому, что ты больше мне не противник. Мы оба это понимаем.
— Серьёзнее некуда. Кстати, ты сам-то не обращал внимания на свои поступки? Они нелогичны, часто усложняли тебе жизнь. В тебе стало больше от Константина Кибы, чем от Эйн Софа. Но ты отказываешься в себе это принимать.
Кэр неожиданно встаёт, но не нападает. Теперь улыбается как-то задорно:
— Ты убил моего брата... Да, я понимаю, что он напал на тебя, но ты мог бы избавиться от него более гуманно, а не оставлять на нём эту беспощадную, но бесполезную ловушку. Ты же знал, что я не поведусь. Просто хотел меня разозлить? Обязательно было так с ним поступать? Секунда длилась целые сутки в его голове. Сколько он пролежал в навозе, пока я не нашёл его? Час? Два? Он страдал в кошмарах двадцать лет.
— Ты и это понял?
Не люблю я выслушивать мораль от тех, кто сам с ней не считается. За годы жизни в Варгоне Монтано Эдвайс многим промыл мозги. Тернова он выжег изнутри не менее беспощадным способом.
— Не сразу. Почувствовал выплеск эфира, когда избавил его от страданий.
— Ясно.
— Поэтому знаешь, что? Я не дам тебе возможности остаться Константином Кибой. Знай, что я посвящу всю свою жизнь тому, чтобы исправить последствия содеянного тобою.
— Осторожнее, инквизитор. Ты упускаешь единственный шанс. Не будь фанатиком.
— Кто бы говорил. Знай, паук, я не буду сейчас с тобой
