дюжины ножей и вилок, а также отставленного мизинчика.
Федор с удовольствием присоединился. Отведав пива, выдал единственную претензию: гитары нет, а то бы спел.
– Знаешь… Ты пел мне, когда был далеко. Я закрывала глаза, представляла твое лицо и буквально наяву слышала: «Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала…»
– Правда?
– Да! А еще: у нас дома детей мал-мала. Хоть, на самом деле, пока не одного.
– Будут… – Федор вдруг подпрыгнул, опрокинув бутыль с пивом, и едва успел ее поймать. – Я же не пел тебе «Чайф»? Откуда…
– Понятия не имею. Может, мурлыкал под нос, мне и запомнилось.
С каждым часом она все больше удивляла.
– Наверное…
– Я сейчас дам тебе полотенце. Вытри жирные руки от рульки, обними меня и спой. Без гитары.
Петь в голос сидя, поджав ноги и на очень сытый желудок, было немного неловко. Он сдвинул остатки провизии на край ложа, привлек Юлию к себе и начал, больше шепотом, чем в голос:
Я уеду, уеду, уеду. Не держи ради Бога меня. По гусарскому звонкому следу, Оседлав вороного коня [19]…
Она дослушала, практически не шевелясь. Едва дышала. Не наградив поцелуем по окончании, решительно отстранилась и заглянула Федору в глаза:
– Не уедешь. Не отпущу. Никогда. Ни на какую революцию, ни на какую войну. Ни к бабам, ни к мужикам. Хватит! Я слишком много страдала, пока ты был далеко.
Женские пальцы сжали его колено. Властно, требовательно.
– Хорошо! – Федор нежно прикоснулся к ее щеке.
– Ты идиот? – первый раз за весь восхитительный день прорезался Друг. – Добровольно подписался на пожизненное лишение свободы.
В ответ получил только раздраженное «отстань».
А на коридоре послышались шаги, раздались голоса двух мужчин.
– Они здесь, – отчитался привратник.
– Герр Клаус! Сударыня! Незамедлительно нужно с вами поговорить, – потребовал Троцкий.
– Не отвечай! Успеется, – упредила Юлия.
– Денег будет просить? – усмехнулся Федор.
Говорили они тихо, притворяясь, что в комнате никого нет или все спят. Хотя и так все очевидно.
«Политическая проститутка» ушел, предложив зайти к нему при первой возможности.
– Просил, – сообщила Юлия. – Полмиллиона франков на оружие. Я не дала.
– Почему?
– Потому что в газетах писали – он с Либкнехтом устроил митинг, провозгласили продолжение революции в Баварии, теперь – против заводчиков, юнкеров, банкиров и прочих угнетателей рабочего класса и трудового крестьянства. А еще писали, что, если Бавария ослабнет в результате внутреннего хаоса, Пруссия немедленно воспользуется и присоединит ее назад, а народ уже повторно не поднимется. Люди устают от беспорядков и безвластия. Я б снабдила их оружием – они б сгубили бы все. Не за это ты боролся.
– Умница! Деньги в целости?
– Не совсем. Ты велел их мне потратить…
– Ты купила бриллиантовое колье за полмиллиона?
Она шутливо пихнула его в бок.
– Скажешь тоже… Это же не мои личные средства. Я пожертвовала их на войсковые госпитали через Красный Крест. Если хоть какое-то количество французских солдат быстрее станет в строй, немцам будет тяжелее… Ты согласен?
– Можно было их потратить эффективнее. Но ты столько для меня сделала, что ругать не стану.
– Ты такой хороший!
Их губы встретились. Поцелуй пришелся на второе выступление Друга.
– Ты – дважды идиот, Федя. Женщина прощупывала почву – может ли швыряться твоими деньгами безнаказанно. Теперь – запросто! Подкаблучник хренов, слов нет…
– Не путай подкаблучничество с великодушием.
Больше Федор спорить с ним не стал. Внимание было занято другим. Точнее – другой.
– Главное сейчас – проследить, чтоб Троцкий со своей камарильей гадил не в Мюнхене, а в Берлине, – сказал Юлии. – Чтоб оружие поступало именно туда. Я видел, что творится в центральных землях Рейха. Люди злы, истощены. Эта война и их правитель, не желающий справедливого мира, сидят у немцев в печенках. Нужен лишь толчок. Рабочее выступление наподобие гамбургского или мюнхенского, неадекватная реакция, возмущение неоправданной жестокостью властей. Но только не на периферии. Кайзер, закусив удила, даже Восточную Пруссию отрежет как опухоль, если не увидит другого выхода. Восстание необходимо в самом Берлине! Красный флаг революции на Александерплац и над Рейхстагом.
– Конечно, милый, – согласилась Юлия. – Я поеду с тобой.
– Там слишком опасно. Я не могу этого позволить!
Юлия нервно сбросила его руку со своего плеча.
– Уже? Ты ведь обещал! Забыл? Когда спел «Уеду»!!!
– Действительно… Но ты же не всерьез…
– Я никогда в жизни не была столь серьезна. В жерло вулкана, в морскую бездну, в тюрьму, к черту на рога – но я с тобой! Много у тебя было женщин, способных на подобное?!
Федор не нашелся что возразить. И только Друг прогундосил надоевшее:
– А ведь Минздрав предупреждал…
Глава 22
Взрыв прогремел очень близко. Сверху посыпалась каменная крошка. Улицу затянуло пылью и дымом.
Ба-бах!!!
Перевернутый трамвай, служивший укрытием для повстанцев, отбросило взрывной волной. Опрокинувшись вторично, он придавил и похоронил их под своей тушей.
Большей частью снаряды ложились не прицельно. Батареи гвоздили по кварталам, прилегающим к Рейхстагу и Тиргартену, словно это вражеская армия штурмовала город, не щадя ни людей, ни здания.
На самом деле было иначе. Под палящим августовским солнцем последние части, сохранившие верность кайзеру, отбивались от повстанцев – таких же немцев, а не иностранных оккупантов. Стреляли наугад. Большинство армейского командования самоустранилось после жестокого до безумия подавления рабочих протестов в Берлине и злодейского убийства левых лидеров.
Впрочем, в лидерах недостатка не было. Троцкий, приняв какой-то германский псевдоним, уверенно вел рабочую дружину из Дюссельдорфа. Координация с другими отрядами нарушилась, но это уже не имело значения: кольцо вокруг центральной части Берлина замкнулось и сжималось.
– Конечно, Вильгельм и без амулета обладает недюжинной магической силой,
