тезис, однако же, это заблуждение всякий раз находило всё большее число сторонников, так как не требовало от них ни сражаться, ни умирать.
Апатия, постигшая власть, оказалась сродни ступору: никто не решался выступить против – наоборот, чиновники либо прекращали выходить на службу, а зачастую и бежали, подобно королю, за границу, либо даже – кто бы мог в такое поверить ещё два-три года назад? – сами одевали красные ленточки и присоединялись к тем, кого недавно высокомерно именовали «презренным плебсом».
Блейнет, читая газеты и выслушивая сообщения по телефону – в те редкие часы, когда тот работал, – не мог поверить в реальность происходящего. Тем не менее, всё обстояло именно так: фронт рухнул, и огромное количество солдат, над которыми уже отсутствовал хоть какой-нибудь контроль, покатилось на юг, в то время как все крупные города перешли под контроль революционеров.
Блейнет, оказавшись между молотом и наковальней, предпочёл отсиживаться в своей «берлоге» до последнего, пока находиться в главном командном бункере не стало слишком опасно. К его сожалению, когда падение этой последней крепости стало неизбежным, бежать уже было поздно: все пути к отступлению оказались перекрытыми подразделениями фоморов и охотно переходившими на их сторону мятежниками. Единственного взгляда на висевшую на стене оперативную карту, испещрённую исключительно красными – без единого сине-зелёно-серебряного! – значками, было достаточно, чтобы убедиться в бесспорном факте: конец войне уже наступил, хотя он и не стал победным. Впрочем, Блейнет чувствовал странную уверенность: это лишь начало конца, медленного сползания в бездонную пропасть, пылающую огнями Ада.
Откуда-то сверху послышался взрыв; помещение основательно тряхнуло, с потолка посыпалась извёстка и куски штукатурки. Блейнет понял, что нападавшие, кем бы они ни были, близки к окончательному успеху. Несмотря на все уговоры, он решил принять неизбежную смерть именно здесь, при всех регалиях, подобно тому, как капитан корабля идёт ко дну вместе с судном. Некоторое время он колебался, не стоит ли покончить жизнь самоубийством – в ящичке эбенового дерева у него хранился наградной револьвер, украшенный позолоченным вензелем короля, – однако Блейнет решительно отмёл эту мысль. На то имелся целый ряд причин – как предательство бежавшего в Нейстрию Эньона IV, замаравшего этим бесчестным поступком всё, к чему прикоснулась его рука, так и элементарное нежелание проявлять слабость перед лицом противника.
Генерал-фельдмаршал хотел умереть, глядя смерти в глаза, с высоко поднятой головой. Согласно имевшимся у него сведениям, «лиловая зона», несмотря на быстрое расширение, ещё не достигла бункера, а значит, смерть от когтей клыкуна или ему подобной твари – и возможное заражение одним из многочисленных видов паразитов, – ему не грозила.
Он счёл это достаточной причиной, чтобы не сводить счёты с жизнью. Блейнет закурил – в отличие от ап Коннахта, предпочитавшего сигары, он всегда пользовался трубкой – и, с наслаждением вдыхая табачный дым, принялся ждать.
Наконец, раздавшиеся за дверью пистолетные выстрелы убедили его, что развязка близка. Дверь, которую он решил не запирать, всё же едва не слетела с петель, получив сокрушительный удар чем-то массивным. Блейнет спокойно затянулся и перевёл взгляд на того, кто вошёл внутрь.
Несмотря на готовность к любому повороту событий, которую, как казалось, ему удалось в себе воспитать, зрелище, представшее его изумлённому взору, принудило генерал-фельдмаршала потрясённо выругаться. Трубка, рассыпая искры и горящий табак, скатилась вдоль кителя на пол.
– Майор да Блуах! – воскликнул он.
Да, всё обстояло именно так! Перед ним стоял, одетый в неизменный лётный комбинезон, трижды посмертно кавалер Золотого Креста Криф да Блуах. Его костяные пальцы, с которых давно обвалились последние куски кожи, сжимали автоматическую винтовку, а пустые проёмы глаз, пугающие затаившейся там чернотой, уставились на Блейнета.
– Уже не майор, – ответил лучший ас из когда-либо живших и погибавших в небесах.
Блейнет был готов представить себе кого угодно в роли главаря банды мятежников, но только не да Блуаха. Он просто не верил своим глазам.
– Но… но почему? Почему, майор?
Да Блуах, как оказалось, имел ответ на данный вопрос. Видимо, ему самому подобное поведение не казалось ни странным, ни аморальным.
– Потому, что вы – предатель, генерал-фельдмаршал Блейнет. – Эти простые слова потрясли Блейнета. Его мозг отказывался воспринимать их возмутительное содержание.
– Вы предали свой народ, принуждали простых людей воевать и гибнуть за трусоватого короля и систему, построенную на эксплуатации народа, в угоду родовитому меньшинству! Некоторым даже пришлось погибнуть неоднократно, как вам, должно быть, известно, – в голосе живого мертвеца послышалась искренняя обида, – и всё это – ради возможности сидеть в тёплом, уютном бункере, где, как вам казалось, вас ничто не потревожит, кроме известий о награждении очередным орденом.
– Ну, вы-то свои поспешили снять, – с иронией заметил Блейнет, машинально подкрутив седые усы. – Мы не только награждали вас, но и воскрешали – трижды воскрешали – из мёртвых!
Самому Блейнету его аргументы казались неопровержимыми, однако да Блуах, судя по всему, имел собственный взгляд на происходящее.
– Да, трижды – последний раз около месяца назад, – ответил скелет со страдальческими нотками в голосе. – Вам не понять той боли, которую я пережил…
Да Блуах умолк; толпившиеся за его спиной солдаты и матросы с красными лентами, украшавшими фуражки и бескозырки взамен споротых кокард, начали перешёптываться, впрочем, пауза эта длилась недолго. Мёртвый майор, словно прогоняя наваждение, тряхнул белым черепом, также обмотанным полосой красной ткани, и устремил взгляд своих пустых глазниц на Блейнета.
– Как бы то ни было, генерал-фельдмаршал Блейнет, вам уже не удастся принудить меня умереть за короля ещё раз…
– Но отечество… – начал было Блейнет и осёкся, почувствовав, как волна испепеляющей ненависти, льющейся из незрячих глаз да Блуаха, сжимает его грудь, подобно гидравлическому прессу. – Отечество и народ желают покарать того, кто всегда желал лишь одного: сжить их со свету! Покарать того, кто пытался избавиться от этой, препятствующей накапливать богатства, нищей и безродной «живой силы»! Покарать вас, генерал-фельдмаршал Блейнет! И теперь вы можете убедиться сами: мы – воистину сила, и мы живы!
Блейнет облизал пересохшие губы. Его разум, уцепившись за разговор, как за спасительную соломинку, лихорадочно подбирал наиболее убедительные доводы.
– Ни одна страна не признает подобного правительства… говоря о мире, вы обрекаете народ на новые, быть может, ещё более опустошительные войны!
Да Блуах сухо рассмеялся.
– Вы очень плохо информированы о последних событиях, генерал-фельдмаршал. Нейстрия закрыла границы с Айлестером. Их войска получили приказ открывать огонь по всем, кто пытается пересечь Доггерландский перешеек. Час назад их авиация осуществила воздушный налёт на мост через канал. Новая война уже началась.
Тень ликования, проскользнувшая в словах да Блуаха, дала старому генерал-фельдмаршалу
