— Что там у нас с водой, Буль? — спросил Штык, с трудом шевеля пересохшими губами.
— По глоточку, — ответил «ефрейтор», встряхивая флягой над ухом.
— Ну, давай по глоточку и вниз. А там, может, на тот же ручей наткнемся, где вы, два дурака, меня разбавленным спиртом отравить пытались.
— Напоить, — проникновенным голосом поправил его Буль.
— Я не пью спиртного, ефрейтор Буль, — устало сказал Штык. — Очень сильно от этого болею. Не надо меня больше спиртным поить ни при каких условиях.
Примерно через час они действительно наткнулись на ручей. Утолив первую жажду, Штык после некоторых раздумий объявил двадцатиминутный привал. Измученное тело требовало просто лечь и лежать неделю, не поднимаясь и не отвлекаясь ни на что, кроме еды и питья. К удивлению «генерала», «бойцы», утолив жажду, уселись под деревом и принялись разбирать и чистить свое оружие. В полупустом прикладе трофейного автомата «Долга» обнаружилась нетронутая пластиковая капсула с оружейным маслом. Из кармана куртки Буль вытащил чистый носок, осторожно разрезал его ножом и отдал половину Хомяку.
Сам Штык так и не сумел заставить себя почистить свой пистолет. Просто лежал, прикрыв глаза, слушал журчание воды и пытался сообразить, куда теперь идти дальше. Холм остался далеко позади, перестрелка давно стихла, и всё вместе это означало, что накопленная за счёт своевременного бегства фора времени начала сокращаться. Сейчас военные сталкеры соберутся с силами, разберутся, кто стрелял, куда потом ушёл, и отправятся следом. В противовес этим печальным соображениям теплилась слабая надежда, что просто по следам идентифицировать троих беглецов будет не так-то просто — мало ли по Зоне ходит команд по три человека, — но, как следует всё обдумав, Штык эту надежду не без сожаления отбросил. Дураки в Зоне долго не живут. Поэтому опытные военные сталкеры обмануться смогут, только если сами того захотят.
Об усиленном кваде «Долга» — так, кажется, говорил про своих людей Танк — думать даже не хотелось. Предположить, где «долговцы» сейчас находятся — практически невозможно. Зато вполне очевидно, что они сделают с беглецами, если догонят.
При всем при этом у Штыка по-прежнему не было надёжного способа сориентироваться на местности. Оставалось надеяться, что пройти мимо остатков асфальтовой дороги они не смогут. А там уже останется только быстро-быстро перебирать конечностями до того момента, как впереди покажутся такие знакомые, можно сказать родные, ряды колючей проволоки, натянутой на бетонные столбы выше человеческого роста, и бетонная коробка блокпоста с неизменным часовым на пулеметной вышке.
— Мой генерал, — вывел его из задумчивой полудремы Буль. — Двадцать минут прошло.
Штык открыл глаза, оценил готовых к выходу «бойцов» и, ощущая странный стыд, с трудом поднялся на ноги.
Впервые за всю его карьеру его собственные «солдаты» не отлынивали от службы, а были готовы выполнять все указания лучше самого командира.
— Флягу водой наполнили? — сварливо спросил Штык. — Или опять по два раза напоминать надо?
— Налили, товарищ генерал, — отозвался Хомяк, демонстрируя мокрую после окунания в ручей флягу.
— Тогда всем ещё раз как следует напиться, и выдвигаемся.
Ручей был довольно глубок, воды в нём было примерно по колено, и когда Штык наклонился, чтобы зачерпнуть воды, вдоль самого дна скользнула длинная тень. От неожиданности Штык резко выпрямился, и в тот же миг над водной поверхностью приподнялась пасть размером с две ладони, сплошь усыпанная мелкими коническими, скошенными в сторону глотки зубами.
Шокированный «генерал» ещё толком не понял, что произошло, а Буль уже сорвал с плеча автомат и с криком «рыба!!» влепил две пули туда, где под водой мелькнула двухметровая тень. Два мощных хлопка покатились куда-то меж деревьями гулким эхом.
— Отставить стрельбу! — скомандовал Штык.
— Всё равно не попал, — разочарованно буркнул Буль.
Ждать начала линьки пришлось ещё почти два полных дня, прежде чем деревья начали сбрасывать кору. За это время мародёры восстановили силы и более-менее подлечили раны. С момента схватки со снорками в отряде больше не было ни одной стычки, чего небезосновательно опасался Киргиз. К его удивлению, опасность сплотила людей, даже изначально друг друга невзлюбивших.
Вокруг лагеря всё было спокойно, мутантов поблизости не наблюдалось, и только ночью постоянный треск не давал нормально спать, а к моменту начала линьки раздававшиеся отовсюду звуки стали походить на канонаду.
Тощий снова включил свой плеер и, слушая музыку, с едва заметной ухмылкой поглядывал на остальных. Особенно его радовало, когда недалеко ворочался, пытаясь уснуть, Халиф и бормотал: «Когда уже закончится этот тара-рам? Чтоб его «трамплин» подкинул!». Получив свою порцию злорадного удовольствия, Тощий отворачивался, включал погромче музыку и спокойно засыпал.
На вторую ночь деревья начали сбрасывать кору. Грохот стоял такой, что никому, даже Тощему с его плеером, не удалось сомкнуть глаз. Мародёрам ещё ни разу не приходилось видеть, как линяют деревья. Зрелище было завораживающим, правда, в деталях это действо удалось рассмотреть лишь при свете дня, но ночью это выглядело намного эффектнее.
Разлом коры начинался снизу, от корней. Трещина появлялась с громким хлопком и бледным свечением — под старой корой находилась новая, свежая, которая флюоресцировала, источая призрачный зеленоватый свет. Остановившись на мгновение, словно собираясь с силами, разлом с треском устремлялся вверх, пробегая по стволу бледно-зелёной молнией, и вскоре достигал верхушки. После чего дерево на какое-то время замирало, а затем словно вздрагивало, его кора разламывалась на две части и, сдирая по пути покрытие с сучков и веток, падала на землю, раскалываясь при этом на куски. Казалось, что, полностью освободившись от старой «кожи», обновленное дерево словно распускалось одним большим цветком и начинало светиться ещё сильнее. С его веток сухим шуршащим дождём сыпались остатки коры.
Мародёры завороженно наблюдали за происходящим, и на лицах большинства из них читался неподдельный восторг, как у детей, любующихся праздничным фейерверком.
— Они как бабочки, вылупляющиеся из коконов, — произнёс кто-то.
— Точно, — подтвердил другой. — Охренеть!
Красивее всех смотрелись самые большие деревья. Когда разлом бежал по их стволам, можно было подумать, что зеленоватая молния устремляется прямо в темное ночное небо, а сбросив кору, эти древесные гиганты горделиво высились, раскачивая ветвями и наслаждаясь обретенной свободой.
