Как ни странно, официант довольно шустро все принес, разлил и даже осклабился, желая нам приятного аппетита, как приличный.
Казалось бы, нам принесли еды и питья. Мы живы, и у нас есть ночлег. Живи и радуйся!
Но тут я заметил, что личико у нашей принцессы стало каким-то кислым. И глаза опять на мокром месте.
- В чем дело, ваше высочество? - поинтересовался я.
- Хочу… мыть лицо! И шею. И живот… - с обезоруживающей прямотой заявила Ильза.
- Херцлихь вилькоммен!
Я проводил ее до сортира.
И даже вызвался галантно подождать под дверью, пока она закончит.
Увы, Ильза настаивала на том, чтобы я вернулся за столик: дескать, мытье - дело небыстрое.
В общем, я вернулся. Хотя видит Черный Сталкер, лучше бы я этого не делал!
Я как раз успел всосать четверть кружки новопринесенного «Гиннесса» (если кто не знает, по правилам «Гиннесс» следует пить, пока не осела пена), когда со стороны туалета раздался пронзительный женский визг. А затем еще один короткий взвизг.
Ильза.
Это она! Больше некому!
Весь бар в едином порыве обернулся на звуки. Даже Константин поднял голову, которую он, по своему барному обыкновению, всегда упирал в ладонь. Запахло бесплатным шоу.
Сквозь плотные клубы сигаретного дыма я метнулся к выходу.
Что же я увидел в тусклом свете коридорных ламп?
Ильза стояла, прижавшись спиной к стене. На ее лице застыло выражение крайнего недовольства.
Перед Ильзой перетаптывались трое из клана «Свобода» - плюгавые, длинноволосые, в этих своих своеобразных комбезах.
Кажется, я уже пел вам песню о том, как ненавижу этих свихнутых на всю голову кретинов из «Свободы», когда рассказывал о встрече с Барановым и Молотком. Не пел? Сейчас спою!
Собственно, это были трое из той компании, что, игнорируя тяжелые взгляды пацанов из «Долга», наливалась водярой у стены с настенными часами, невдалеке от сексуально озабоченной американки и ее кавалера-перестарка.
Краем глаза я наблюдал, как несколько минут назад эта троица, пошатываясь, отправилась не то в туалет, не то покурить, не то вообще погулять перед сном по Зоне - с больных станется.
Одного из них я немного знал. Его звали Зеленый. Когда-то он занимался скупкой хабара, был подручным у знаменитого Ашота. Потом подался в сталкеры, как видно, жадность замучила - сам артефакт добыл, сам же его толкнул по хорошей цене, ни с кем не поделился! Зеленый курил трубку и лицом походил на вмазанного колесами бобра - передние его зубы сильно выдавались вперед, а маленькие шаловливые глаза были всегда прищурены.
- Здоров, Зеленый! Чего к девушке пристал? Жениться, что ли, хочешь? - сказал я миролюбивым тоном, приближаясь к компании с притворной неспешностью.
На самом деле внутри у меня все клокотало от лютой ярости.
Но я знал: во что бы то ни стало эту ярость надо удержать внутри. По крайней мере удержать до поры до времени. Я был уверен: если есть хотя бы минимальная возможность покончить дело миром, значит, за эту возможность надо уцепиться. Потому что плохой мир лучше доброй ссоры.
- Кто пристал? Я, что ли? - хохотнул Зеленый, оборачиваясь ко мне и с трудом наводя на резкость. - Пацаны знают, я к девушкам не пристаю. Это девушки пристают ко мне. Потому что денег хотят и замуж! Только вот проблема - жениться мне уже лет пять как надоело. Женилка устала - не железная!
Двое товарищей Зеленого заржали над его шуткой. Как видно, по статусу в группировке Зеленый был старшим самцом. Ведь в шутке ничего особенно смешного, на мой вкус, не было.
- Но если ты к ней не пристаешь, брат, то почему она визжит так, что слышно даже за моим столом? - с мягкой иронией спросил я, незаметно подмигивая обмирающей Ильзе: мол, все в порядке, не бойся.
- Это ты у нее спроси. Я что - я ничего! - Зеленый поднял руки в жесте шуточной капитуляции.
- Ильза, что он сделал, милая? - отчетливо выговаривая каждый слог, спросил я.
- Щипать… Он делал щипать! Вот здесь! - пояснила Ильза, показывая взглядом на свое крутое бедро.
- Ну ущипнул разок за тухес. Так она сама виновата! Я ее спросил, как ее зовут, а она молчит! Я ее спросил, можно ли ее ущипнуть, а она опять молчит!
- А молчание - знак согласия! - вставил безымянный товарищ Зеленого по группировке, низенький шкет, росту в котором было от силы метр шестьдесят.
Все трое снова заржали.
Еще секунду я прокручивал в уме какую-то жутко мудрую реплику, которую моя гортань почти начала произносить.
Я очень, очень хотел решить дело миром. Как давеча с Молотком и Барановым.
Я всегда за мир и дружбу - между людьми, между кланами, между странами и континентами…
Но в следующий миг меня, что называется, закоротило.
Моя рука ужом скользнула в карман куртки. Пальцы ловко нырнули в отверстия кастета, который я всегда ношу с собой, поскольку где-то в глубине себя верю, что в нем живет душа того сломанного траншейного ножа, из которого он сделан.
А спустя еще одну секунду мой правый кулак, стремительно набрав разгон, уже вогнал кастет в несимметричную харю Зеленого.
Я метил в переносицу. Судя по хрусту, в нее-то я и попал.
Зеленый ударился спиной о стену и начал медленно оседать на пол, бормоча бессильные проклятия в мой адрес.
Из его носа хлестала кровь.
Ильза снова взвизгнула, отшатнулась и закрыла лицо руками.
Двое товарищей Зеленого - как видно, Неразлучник не ошибался, и они действительно были убраны какой-то стремной химией, - смотрели на то, что я проделал с их вожаком, как-то очень отстраненно. Будто то, что они видели, происходило не в их единственной жизни, а на экране дуроскопа, в передаче «Стильная клубешня».
Наконец обмякшая задница Зеленого доползла до грязного кафеля пола. Он закрыл глаза, прошептал одними губами «с-сука» и… отключился.
Я удовлетворенно хмыкнул. Вырубить противника с одного удара - такого мне давно не удавалось. Вот оно, мастерство безупречного воина!
Однако вместо того, чтобы предаваться самоупоению, мне следовало нейтрализовать оставшихся двух.
Я привлек к себе того, что стоял справа от меня. Шкета.
Схватив его за шиворот и уперев ему в живот носок армейского ботинка, благо его грудь находилась на уровне моего живота, я что было дури отпихнул мерзавца от себя по коридору назад, в сторону ярко освещенного общего зала.
Ярость моя была столь неукротима, что с силой толчка я слегка переборщил. Вместо того чтобы рухнуть кулем в коридоре, малорослик, комично размахивая руками, кометой выкатился в общий зал, перецепился ботинком о ножку стола, потерял равновесие и стукнулся затылком о сердцеобразный круп вечно молодой Снежаны, которая сидела за барной стойкой.