– Или наоборот, – неожиданно произнес он.
– Куда это – наоборот?
– Наоборот – значит в обратную сторону. Почему вы, княгиня, думаете лишь о том, что ход ведет только в одну сторону – из мира наших предков сюда? А вдруг нечисть в ваш мир отсюда залезла? И было это давно. Задолго до того, как наши предки здесь ее поистребляли. Ведь говорят летописи: нечисть вначале разные виды имела. Есть на это летописные указания. И вот пришел когда-то к вам отряд большой и красивой нечисти – под видом богов. И начал, по своему обыкновению, склонять людей жить не для себя, а для природы. Да, видно, не преуспел тот отряд в вашем мире. Тут уж условия вашего мира не подошли. Люди, может, первоначально и начали поддаваться, а потом все равно занялись этим вашим… Ну, звучное слово… Про… что-то там.
– Прогресс?
– Точно! Прогрессом!
– Да уж, человечество наше любит этим делом баловаться! Иногда и заигрывается… А как без него? Мне, между прочим, непонятно, как и сама нечисть без него могла появиться? Даже хоть и здесь? Ну и сидела бы себе в полном единстве с природой в полностью животном состоянии! Так ведь нет! Поднялась до разума! Как-то же она эволюционировала? Что было стимулом для эволюции нечисти? Борьба за выживание с природой? Так они вроде принципиально с ней не борются! Что скажете, Каллистрат?
Он только хмыкнул неуверенно.
Пришлось продолжить самой: – А может, нечисть и не эволюционировала вовсе? Может, она продукт не эволюции, а биотехнологии? Вдруг специально вывели, чтоб она за экологией этого мира следила? Лесовиков таких. А? Атланты и вывели. Именно те атланты, которые и ходили в гривнах. А гривны эти на самом деле какие-нибудь атлантские скафандры. Только в свернутом состоянии! И чинили атланты эти скафандры тетартами. Смотрите, Каллистрат, как все складно получается! А когда Атлантида погибла, то уже некому было за скафандрами приходить – вот они и сохранились до нашего времени в рабочем состоянии! Как вам такое объяснение?
– И все равно эти ваши лесовики, которые нечисть, могли попытаться поюм обратно в ваш мир пролезть! – упорствовал Каллистрат. – И может, даже волхвы их туда и провели!
– Могли, могли, – утешила я его. – И до сих пор, может, лезут. Вы вот думаете, что ваш остров на этой планете – единственный. А ведь вполне вероятно, что есть и другие остс кактусами. И оттуда тоже в наш мир ходы есть – только на другие наши материки, не в Европу. В Мексику, например. Мексиканцы, я слышала, страсть как любят через галлюциногенные кактусы со всякой нечистью общаться!
– И наверно, там свои проводники – волхвы, предатели рода человеческого – тоже есть!
– Наверно. Ох, не любите вы волхвов!
– А они кого-нибудь любят? – резонно заметил Калли-страт.
Я только пожала плечами.
* * *
На следующий день, к вечеру, мы уже подъезжали к Киршагу, родовой вотчине князей Квасуровых.
– Теперь ты выполнил последнюю волю Порфирия, – обратилась я к Никодиму, который ехал на оболыжской лошадке рядом с дверцей кареты.
– Пока нет, – качнул он головой и указал на громоздкие крепостные стены с бойницами. – Вот как в твердыню въедем, через ворота Киршагского кремля пройдем, тогда, считай, выполнил.
Твердыня была хороша. Неприступный утес, увенчанный игрушечным (отсюда, издалека) замком самого средневекового вида. «В таком феодальном гнезде править бы Георгу, – подумала я рассеянно. – Цитадель как раз для его кровавого облика».
Милое, гостеприимное кравенцовское лыцарство, а тем более сам князь Михаил Квасуров, безмятежно прилегший в своем коконе-нубосе позади меня через тонкую стеночку кареты, совершенно не вязались с Киршагским кремлем, мрачной тенью вставшим на фоне огромного оранжевого заката. И даже с обликом несостоявшегося кравенцовского князя – Порфирия Никитовича – не вязался.
«Не этот ли пейзаж мгновенно возник на мысленном горизонте Порфирия при нашей первой встрече, как только он узнал, что перед ним – княгиня Шагирова? То-то он так не хотел уезжать из славного города Сурожа!» – Я приоткрыла дверцу и выглянула.
Пейзаж вокруг был еще тот! Колосящиеся поля давно исчезли, наша процессия пробиралась среди огромных валунов желто-серого каменистого плоскогорья.
– Сейчас вы увидите то, что хотели, – море, – сообщил Каллистрат, подскакивая на своем коньке. – Прямого пути в Киршаг нет – пустохлябь, объезд вдоль берега. Как раз можно будет полюбоваться!
Но море тоже не порадовало. С кручи, по которой петляла дорога, открывался удручающе-бесконечный ровный простор. Откуда-то из его бесконечной дали шли на берег стройные ряды волн – мол чал и во-обреченных, как штурмовые отряды неведомой армии. И только внизу, почти под нами, за краем дороги, их молчание разрывалось в последней схватке с береговыми скалами стоном и грохотом, едва слышно долетавшими даже сюда.
Было ветрено. Я захлопнула дверцу и поглубже вжалась в мягкие подушки.
Какое ж это море? Была я один раз на Черном море – ничего похожего. Эта громадина, наверно, выглядит, как Атлантический океан, омывающий с запада Пиренейский полуостров. Или берег грозного Бискайского залива.
Под стать морю был и Киршаг – городок, через который карета проследовала к кремлю. Домики лепились на крутом подъеме один к другому, напоминая сакли в высокогорных аулах. Редкие прохожие останавливались, завидя нас, низко кланялись, а потом долго смотрели вслед. Знали бы они, что здесь их князь! Но карета была не их князя, а со скромным гербом Оболыжских.
Она прогрохотала по подвесному мосту, соединяющему главную улицу городка с воротами Киршагского кремля, и застучала по булыжникам внутреннего двора.
– Вот теперь – все! Исполнил! – сообщил, склоняясь к окошку, Никодим. И в голосе его было огромное облегчение – будто он до самого последнего мгновения не чаял, что удастся все же освободиться от последней воли Порфирия, а значит, и от службы у него.
– Каллистратушка, никак вы?! – обрадованно прозвучал с широкого парадного крыльца шамкающий старушечий голос.
– Оболыжский, Оболыжский приехали! – загомонили возбужденные голоса на высоких анфиладах крытых переходов, окружающих пространство двора.
– А Михаила-то Никитича и нету! – соболезнующе продолжила все та же старушка.
– Так я ж его привез! – весело ответил Каллистрат Распахнув дверцу, я ступила одной ногой на каретную ступеньку, выпрямилась в полный рост и огляделась.
Каллистрат, не сходя с коня, наклонился, обнимая высокую худую старуху, приговаривая:
– Ну, здорово, здорово, Чистуша! Молодец, что не болеешь!
– Да где ж князь? – недоуменно обернулась старуха к карете. – Там девка стоит какая-то.
