тебе.
Когда-то прекрасные, но сейчас поблекшие глаза Джослин заблестели. Плакала она молча, обняв меня, и я слышал только ее тяжелое дыхание и чувствовал влагу на груди.
— Что вы здесь делаете? — взвизгнул Бертран, резко распахнув дверь.
Джослин нехотя отстранилась от меня, посмотрела на жениха и горько усмехнулась:
— Окстись, Бертран. На шею Картера вешается сама Лекса Шеппард, стал бы он со мной сейчас шашни крутить?
Бертран шумно, надувая ноздри, задышал, но промолчал. Думаю, Джослин поняла, что мои деньги ей лучше приберечь так, чтобы Бертран не смог на них претендовать.
Когда Лекса вернулась за мной, Микки уже спала. Мы с Джослин, укутавшись в пледы, молча сидели в креслах на крыльце и дышали начавшим подмораживать ноябрьским ночным воздухом. Она курила, выдыхая густой ароматный дым, и изредка, украдкой глядела на меня.
Бертран, сидя рядом с Джослин, нес какую-то ересь о космической энергии и умении ее поглощать, рассказывал, как энергоинформационные космические потоки воздействуют на биоэнергосоставляющие человека и очищают его от накопленных психических энергий. Я пожалел, что не пробудил спиннера — он бы объяснил Бертрану про виды энергии.
Выбравшись из флаера, к моему удивлению, первым делом Лекса отозвала Джослин и что-то ей сказала. Потом узнаваемым жестом скинула ей файл с комма на комм и крикнула:
— Картер! Любимый! Дорога зовет!
У меня зачесалась нога дать ей пинка, но вместо меня пинок дала Джослин — Бертрану.
— Пять минут на сборы и чтобы духу твоего в моем доме не было! — закричала она. — Так и знала, что с тобой что-то нечисто! Подлец! Вали, пока Картер тебе шею не свернул!
Подозревая неладное, я почувствовал, как кровь прилила к лицу — уже представил себе худшее, что могло случиться с Микки, но правда оказалась банальнее — чертов Бертран оказался брачным аферистом. Лекса выяснила его подноготную по своим каналам.
На крики матери и визг Бертрана, вопреки своим планам покинувшего дом раньше меня, пробудилась Микки, и благодаря этому мне удалось тепло попрощаться с дочерью.
А уже на рассвете мы с Лексой шли на посадку на пассажирский лайнер «Земля — Церера».
Будущие шахтеры, нанятые «Гленкор-Антофагастой», вели себя так, как и полагается людям, на очень долгий срок покидающим дом: кто-то был подавлен и избегал общения, кто-то прощался с родными и делано бодрился, а многие, как и в мой первый вылет, шумно выпивали и жадно поглощали пищу, насладиться которой снова удастся нескоро. Если это вообще когда-нибудь случится — мало того что космические шахтеры в пятерке самых опасных профессий, так еще и порядки на Церере такие, что вернуться суждено не каждому.
Одно показалось мне странным: в отличие от прошлого рейса, на этом я заметил куда больше женщин и молодых людей, едва достигших, если вообще достигших, совершеннолетия. Это могло быть случайностью, совпадением, а могло свидетельствовать о том, что на Земле возможностей у обычных людей все меньше и меньше, даже у граждан.
Мы с Лексой прошвырнулись по посадочной зоне, вступая в ни к чему не обязывающие разговоры, но никакой подозрительной активности не заметили. Никто не вербовал в бандиты, никто не предлагал «крышу» в обмен на раздел доходов. Несколько подозрительных лиц мы, конечно, встретили, однако вели они себя тихо.
Понимая, что и нам, возможно, отведать земной еды доведется непонятно когда, наш последний завтрак на родной планете мы совместили с обедом и ужином. Даже Лекса, обычно питающаяся как воробушек, не отказалась от прощального мраморного стейка и пары бокалов красного.
Орбитальным шаттлом мы со всеми остальными пассажирами вознеслись к лайнеру «Земля — Церера», зафрахтованному «Гленкор-Антофагастой», заняли свою каюту на двоих и начали двухнедельный путь к Поясу астероидов. Я по своей наивности думал, что самые большие проблемы в полете у меня могут возникнуть в случае очередного захвата лайнера террористами, но очень глубоко в этом ошибся.
Наибольшие неудобства мне доставляли приставания Лексы. Если опустить вульгарности, то у меня двадцать четыре часа в сутки кипела кровь, но я держался. Что говорить, девушка мне нравилась, и я бы с удовольствием провел все две недели полета, не вылезая из койки с Лексой, но не мог поступиться принципами. Сначала точка в отношениях с Кристиной, потом — в отрыв. Иначе бы сам себя уважать перестал. Лекса отстала только на третий день.
— Сухарь.
Оспаривать не стал, лишь отвернулся к стенке, чтобы не засвечивать, что не сухарь, и вообще, не железный. И так уже в глазах темнело от желания.
А бандиты все же появились, причем в нашей каюте, уже на четвертые сутки полета. Триада не отказалась от своей разработанной и эффективно действующей системы, только произошло это в более мягкой форме. Лайнер никто не захватывал, но к нам явились пообщаться трое характерного вида мужиков.
Мы в это время валялись с Лексой на своих полках и лениво переговаривались о плане действий на Церере и потом на Сидусе. Когда я голосовой командой открыл дверь, девушка, одетая в шорты и спортивную майку, лежала вольготно — руки под головой, нога закинута на ногу.
Зрелище поразило гостей. Пока пристяжь плотоядно раздевала Лексу взглядами, лупоглазый крепыш, представившийся как Фрогги, видимо, оценил мое телосложение и повел себя вежливо — ну, в рамках своего понимания. Говорил он, глотая буквы, отчего мне приходилось мысленно переводить его речь на нормальный язык.
— Бра-ан, ты у-ама вну-ытельная, но си-у-а ма-уо что у-ешает п-уотив ко-и-ектива. А мы часть большого ко-и-ектива. Сам понимаешь… — протянул он, засвечивая для меня татуировку на шее, — ма-о ли что.
Рама внушительная, ага. А у самого наколка рядового бойца Триады. Такой даже у Мелкого служил бы пехотой. Странно, что его с такими дефектами речи выдвинули переговорщиком. Скорее всего, заводящий, а серьезный разговор в случае чего будет вести другой. Вероятно, вон тот жилистый мужик с цепкими внимательными глазами.
— Понимаю, — кивнул я. — В чем предложение?
— П-у-едлагаем те и т-у-оей под-у-уге защиту на Це-у-е-е. За долю ма-у-ую. Будешь отстегивать четве-у-тинку, и о-щ-щаю, никто тя не т-у-онет.
У Лексы дернулась нога, но она сдержалась.
— Все понимаю… братан, но дай мне время поразмыслить до конца полета, — вальяжно, в тон Фрогги, ответил я. — Хочу взвесить все варианты.
— Ответ нужен сейчас! — не выдержал его жилистый подельник и приподнял футболку, показывая нож за ремнем. Наверняка углепластиковый и разборный, так и пронес.
— Кому? Кто спрашивает?
Он выдвинулся вперед, прижимая Фрогги и третьего к узким стенам каюты, чуть склонился и, выпятив нижнюю челюсть, ответил:
— Я тебя
