Андрей восседал за столом, установленном на возвышении, вместе с женой, падре Патриком, Джефом, Роном и Тэдом. Он принимал здравицы от присутствующих, поднимал сам, нахваливая того или иного воина, чем вводил их в краску смущения от удовольствия в связи со столь высокой оценкой. Не были забыты и новики, стрелки. Весть о том, что эти по сути мальчишки не раз спасали жизни своим старшим товарищам, и утвердительные кивки этих самых товарищей были восприняты общим ликованием.
Мальчишки также присутствовали за столами – хотя и не по возрасту это, но заслужили, чего уж там. Однако вино коварно, оно развязывало языки куда более стойким, нежели мальцы. Поэтому рядом с ними как бы невзначай все время находился один из воинов из остававшихся в Новаке. Исполняя наказ Андрея, он неусыпно, хотя и ненавязчиво, опекал мальцов, чтобы те, не дай бог, не сболтнули лишнего.
Не забыл Андрей высказать слова благодарности и старосте с селянами, которые в отсутствие сюзерена содержали все дела в полном порядке. И теперь уже они смотрели на воинов смущенно, но с затаенной гордостью от того, что сэр рыцарь не забыл и их, грешных, в своих хвалебных речах.
Не забыли и павших, помянув их доброй чаркой и повисшей над двором тишиной. Но потом все опять вернулось на круги своя, и пир продолжился.
Наконец почувствовав тяжесть от всего съеденного и выпитого, Андрей решил прогуляться, чтобы немного развеяться. Памятуя свою свадьбу, он не сомневался, что застолье продлится едва ли не до утра. Он не хотел обижать людей своим отсутствием, но вот так ненадолго отлучиться вполне мог, чтобы не испортить настроения пирующим.
– Сэр.
– Джеф. Ты напрасно всполошился. Я не собираюсь портить праздник и скоро вернусь, просто захотелось развеяться.
– Если вы не против, я побуду с вами.
– Ты хочешь поговорить со мной?
– Не то чтобы поговорить, но сказать.
– Говори.
– То, что вы сделали тогда в степи, иногда бывает. Не часто и только в случае столкновения с орками, но бывает. И не всегда рыцарь берет на себя эту незавидную роль – только те, кто впоследствии становится по-настоящему хорошим воином.
– Ты уже говорил мне об этом, – мрачно проговорил Андрей.
– Да, говорил, – признал Джеф. – Но только то, как вы поступили сегодня, на глазах у всех… Никогда ни один рыцарь не поступит так, он не станет виниться перед родней убитого. Он сделал то, что требовал от него долг. Все его поняли бы, и никто не осудил бы. Вас тоже.
– Ты не одобряешь моего поступка, – горько ухмыльнувшись, проговорил Андрей. – Знаешь, Джеф, я и сам не знаю, как все это вышло. Смерть Боба висела на моем сердце как камень, она и сейчас висит, ничуть не став легче. В последний момент я смалодушничал и решил сбросить камень, чтобы стало легче, поэтому и решил повиниться перед вдовой в присутствии всех.
– И как? Полегчало?
– Стало только хуже. Если бы она прокляла меня или хотя бы затаила в душе злость, то мне, наверное, было бы легче. А может, и нет. Не знаю. Но она простила. Простила от чистого сердца, я видел это в ее глазах. От этого мне стало только тяжелей. Видно, это мой крест до конца дней.
– Поначалу я не одобрил вашего поступка. Не дело, когда благородный винится перед простолюдинами, да еще при всем народе. Но потом походил, послушал людей и самого себя послушал. В общем, если раньше парни были готовы в глотку вцепиться любому, кто встанет на вашем пути, то теперь они готовы подставить в случае нужды свою вместо вашей, если в нее кто удумает вцепиться.
– А ты, Джеф?
– А что я, – растерянно проговорил ветеран. – Я давал клятву и слову своему верен до конца, и также в любой момент готов умереть за своего сюзерена.
Сказано было несколько неоднозначно: верность-то своему сюзерену он подтвердил, но вот только один незначительный нюанс, на который все же обратил свое внимание Андрей. Он не назвал имени своего сюзерена. Тем не менее Андрей не стал заострять на этом внимание, а только с жаром пожал руку ветерану, поблагодарив его, на что Джеф смущенно только что-то неразборчиво пробурчал.
Несмотря на затянувшееся чуть не до первых петухов застолье и бессонный остаток первой ночи после долгой разлуки – боже, как, оказывается, они с Анной истосковались друг по другу, – Андрей поднялся довольно рано.
Не желая прерывать сладкого сна жены, он тихо поднялся и начал одеваться, не прибегая к использованию таза с водой для умывания, – умыться он мог и у колодца, так даже лучше, а вот будить супругу вовсе не хотел. Не обувая сапог, на цыпочках он направился к двери, когда услышал за спиной смешок и с явно подпущенной ехидцей голос:
– Не успел вернуться, а уже тайком убегаешь от жены. Хочешь еще кого-то осчастливить? Я не смогла тебя удовлетворить?
Андрей невольно прислушался к своим ощущениям и неожиданно для себя сделал вывод, что ни трудный переход, ни бессонная ночь не смогли притупить его желания. По всему выходило, что он далеко не прочь продолжить их недавнее приключение.
– Анна, – начал он шутливым официальным тоном, – прелюбодействовать средь бела дня – это большой грех.
– Согласна, – вздохнула женщина. – Но еще больший грех отпускать от себя неудовлетворенного мужчину.
– Так ты только хочешь исполнить супружеский долг, – разочарованно протянул он.
– Конечно. А ты что подумал? – пряча лукавый взгляд, поддержала она его игру.
– Ну тогда простите, сударыня, я вынужден напомнить вам, что солнце уже встало и мне надлежит заняться делами. – Он отвернулся и сделал пару шагов к двери, но был остановлен возмущенным голосом жены:
– Сэр. А как же вы?
– Что я?
– Вы не хотите исполнить свой супружеский долг?
– Но…
– Никаких «но», сэр. Извольте не отлынивать.
Через пару часов они все же смогли спуститься в гостиную, где их встретила лукавым взглядом Элли. Стол был уже накрыт – не хватало только горячего и хозяев, чтобы священнодейство под названием «завтрак» все же состоялось.
Встретившись взглядом со служанкой, Андрей шутливо нахохлился и с вызовом выпалил:
– Что?
– Ничего, сэр.
– Так-таки и ничего?
– Нет, сэр.
– Ну и все.
– Да, сэр.
– Что «да, сэр»?
– Прикажете накрывать?
– Давай, я сейчас быка съем.
– Слушаюсь. – Элли мышкой юркнула на кухню, но все же не справилась с собой и, не успев закрыть за собой дверь, прыснула безудержным смехом.
Андрей, задорно улыбаясь, обернулся к жене и, нарочито строго взглянув в ее смеющиеся глаза, вновь оседлал своего конька:
– Что?
– Да ничего, сэр, – с нарочитой серьезностью, подобно Элли, проговорила Анна.
