– Я лежу в психиатрической клинике-э, – пропел я в потолок. – У меня снова начались галлюцинации!
– Ты в моем чреве.
Голос прозвучал не в ушах, а где-то в центре головы. Он по-прежнему принадлежал Ангелине Васильевне, но стал низким, басистым, рычащим.
– Я буду мучить тебя до тех пор, пока твое сознание не растворится в ужасе, – продолжал этот новый голос. – Ты доставил нам кучу неприятностей, земляк. Но с твоими вольностями покончено. Как и с остальным человечеством.
– Я не верю.
– Поверь.
– Я НЕ ВЕРЮ!
Глаза Ангелины Васильевны сверкнули насмешкой.
– Только на десяток секунд, – сказала она прежним голосом. – Потом ты снова окажешься здесь, не помня увиденного.
Ее фигура, объемная и реальная, вдруг растворилась в пространстве палаты. Стены помещения смазались, и вместо них я обнаружил себя внутри темной шевелящейся трубы.
* * *
Упругие стенки трубы обжимали мои плечи и бедра. Ступни оказались где-то под ягодицами, – видимо, в такой неудобной позе меня и затащило в пасть. По дну текла белая слизь, от которой разило вонью. Вот откуда смирительные ремни и вонь в палате для умалишенных!
Я внутри змия!
Он проглотил меня, но я не умер. Пока не умер, желудочные соки не успели переварить плоть. Могучий телепат Зельдерон терзал сознание своей жертвы, даже когда та попала в его желудок. Он пообещал мне вечные муки и добросовестно исполняет свое обещание. Пытает, глумится, унижает, пугает, заставляет чувствовать себя полным ничтожеством. У меня есть несколько секунд, чтобы осознать это, а потом я снова кану в ад психиатрической клиники.
Из глубины темного тоннеля мне навстречу карабкалось существо, перебирая голыми лапками по мягким стенкам. Симбионт, арендующий жилье во внутренностях космического червяка в обмен на услуги вроде чистки кишок. Между плеч симбионта темнело отверстие, из стенок которого торчали зубы. Подобравшись к моей голове, маленькие младенческие пальчики тронули щеку. Они были скользкими и холодными. Я почувствовал отвращение.
Зубы симбионта раскрылись. Он собирался полакомиться моей щекой…
Левый ботинок был придавлен к ягодице. Пальцами руки, плотно прижатой к туловищу, я мог добраться до задника. Ведь именно там находилось то, о чем никто не знал.
То, что в этот раз я не оставил дома.
Осклизлая живая труба вздрогнула и затряслась, когда лезвие светящегося ножа продырявило насквозь нежную пищеварительную стенку. Всадив нож по самую рукоять, я потащил его на себя, преодолевая сопротивление тканей и наружных мышц. Затрещало, словно рвался брезент. Лицо оросили горячие брызги. Кольцеобразные мышцы трубы конвульсивно задрожали, задергались. Снаружи послышался надрывный рев. Зельдерон заметался по полу, меня стало швырять вместе с ним, но я ни на секунду не прекращал своей хирургической процедуры. Хотела насладиться моими страхами? Наслаждайся, с…ка, вот этим!
Левая рука высвободилась до локтя, и дело пошло быстрее. Прямой разрез, оставляемый лезвием в стенке пищевода, сразу раскрывался, впуская внутрь блеклый свет. Кольцеобразные мышцы теперь не вздрагивали, а безвольно опали. Тугие хомуты, державшие меня в объятиях, превратились в растянутую резину. Это позволило вскинуть руку с ножом, чтобы отогнать симбионта, не оставлявшего надежды устроить сегодня ужин из моей щеки.
Гадский червяк и могущественный телепат понятия не имел о светящемся ноже, запрятанном у меня в ботинке, за что и поплатился. Устраивать представления в чужом сознании Зельдерон, конечно, мастак. И людей порабощать тоже. А вот разбираться в них он так и не научился. Тварь думала, что я не представляю угрозы, и целиком отдалась моим пыткам. Однако некоторые люди, вроде капитана Стремнина, не сдаются, даже угодив противнику в желудочно-кишечный тракт.
Симбионта я разрубил пополам так же, как пришелец «Семен» расправился с Кляксой. После этого, помогая себе правой рукой, я увеличил отверстие, чтобы сквозь него можно было выбраться из мясистых недр. Все это время Зельдерон билась животом об пол, как будто это могло помочь разрезу зарубцеваться.
Когда я вывалился наружу, свобода встретила меня лужами крови и желчи, растекшихся по каменным плитам. Я проворно поднялся на ноги и отскочил подальше, чтобы пляшущее в судорогах тело змия не задавило меня. Впрочем, опасности уже не было. Собравшись в кольца, старуха Зельдерон перевилась между колонн. Косматая уродливая голова тупо билась об основание одной из них, хвост бессильно метался по полу. Под распоротым животом увеличивалась лужа синей крови.
Я находился в том же зале, куда меня подняла платформа лифта. Те же готические своды, те же стрельчатые окна, за которыми висела мрачная Луна. Возле одного из дальних окон обнаружился массивный постамент, к которому склонился аппарат на треноге, напоминающий большой телескоп. Под аппаратом, особенно ярко на фоне темных стен, виднелось лимонное платье…
Настя!
…У основания постамента меня встретила компания пришельцев, ожидавших начала церемонии. Тут были и головастики-телепаты, и узкоголовые атлеты-штурмовики. У некоторых при себе имелось оружие, но ни один ствол не повернулся в мою сторону. Рыбьи глаза испуганно таращились на приближающегося человека, на агрессивно зажатый в кулаке светящийся нож, на сверкающие яростью глаза и корчившегося за его спиной вселенского монстра. Когда я оказался возле них, сборище молчаливо расступилось, освобождая путь. Во взглядах я прочел не просто изумление и уважение, но благоговейный ужас.
Настя лежала на узком металлическом столике. Глаза закрыты, грудь мерно вздымалась, из ноздрей вырывался легкий шум. Несмотря на суматоху, творившуюся в зале, моя девочка спала. Я наклонился и поцеловал ее теплый лобик, отчего она недовольно поморщилась.
Рядом со столиком на ажурной подставке под огромным стеклянным оком «телескопа» чернела пирамидка. Она казалась центром нагромождения всех этих устройств. Зельдерон достал пирамидку из моего кармана не без помощи своего внутреннего симбионта, конечно. Повелитель пришельцев не лгал, все было готово к началу трансляции. Оставалось только пустить кровь.
Возле перилец ограждения торчал увесистый блок управления – то ли устройством передачи телевизионного сигнала, то ли чем-то иным. Я выломал его из гнезда, занес над пирамидкой и опустил несколько раз. Закрепленная на ажурной подставке более чем надежно, пирамидка не выскочила, как я опасался. После первого удара она хрупнула, после четырех следующих – разлетелась на осколки, усеявшие рифленый пол. На всякий случай я собрал самые крупные обломки и сложил в карман. Выброшу где-нибудь по пути. После этого я взял на руки худенькое Настино тельце.
