Любимой? Да. Олег сомневался долго и сопротивлялся упорно, но в этот раз чувства взяли верх над разумом. В конце концов, чего плохого в том, что он позволит себе немного душевного тепла? Работе это не помешает, долг – в любом случае превыше всего, а свое личное время он волен проводить так, как ему заблагорассудится. Кроме того – и это объективный факт – с тех пор как Черканов позволил себе влюбиться, он заметил, что его самочувствие заметно улучшилось, он стал не таким нервным, быстрее успокаивался, легче принимал решения, по-прежнему не ошибаясь. Любовь, как выяснилось, оказалась полезной штукой!
И все сегодня было хорошо… Было бы. Но Марина, хоть и пыталась поддерживать разговор, смеяться над шутками, интересоваться рассказом собеседника, в то же время словно была в каком-то другом мире. Когда Олег обращался к ней, девушка порой вздрагивала, в ее глазах появлялось затравленное выражение. Она мало ела, но много пила, нервно кусала губы, веки слегка опухли, а белки глаз покраснели – Марина явно плакала, и плакала немало. Большую часть времени ее взгляд был совершенно отсутствующим, она словно не слышала того, что он ей говорил…
– Что случилось? – не выдержал Черканов, когда бокал любимой опустел в пятый раз, а еды на тарелке не стало меньше. – Тебя кто-то обидел?
– Нет, что ты… все в порядке, – тяжело вздохнула Велагина. – Просто… давай считать, что я просто устала, хорошо? Плохо себя чувствую, и оттого настроение плохое, хотя причины на самом деле вроде бы и нет.
– Как скажешь… но если тебе вдруг нужна помощь или еще что-то – только скажи. Я сделаю все, что нужно.
– Спасибо, Олег, но я и правда в порядке. Давай лучше о чем-нибудь другом поговорим. И налей мне вина, пожалуйста.
– Это уже пятый бокал, а ты так ничего и не съела, – тихо заметил молодой человек.
– Правда? Ой, и в самом деле… Ничего, я сейчас поем. Не обращай внимания, пожалуйста. Может, поговорим о чем-нибудь отстраненном, а?
– Поэзия Серебряного века? Архитектура Ренессанса? Музыка Вагнера? – Он с улыбкой протянул ей наполненный едва ли на треть бокал.
– Нет, нет, на такое я сейчас не способна. Это же надо даты и имена вспоминать, произведения, смысл… не в таком состоянии, – ее улыбка вышла натянутой и вымученной. – Давай лучше о чем-нибудь более эфемерном и отвлеченном.
– К примеру?
– К примеру, этика. Этика большой политики. Или даже нет, не так – этика большого бизнеса. Тебе это все-таки ближе.
– Думаешь, стоит? – с сомнением сказал Олег, но, видя некоторую оживленность девушки, вздохнул. – Хорошо, давай попробуем.
– Возьмем, к примеру, тебя. Тебе двадцать три года, пять лет назад ты не имел ничего, кроме таланта, фантастической работоспособности и непробиваемого упрямства. Сейчас ты – владелец и руководитель крупной корпорации, также тебе принадлежит несколько немаленьких отдельных компаний, все это имеет миллиарды годового оборота и приносит многомиллионный доход. Ты сам, только своим трудом, добился этого за какие-то три года…
– Четыре с половиной, – поправил Олег. – Я начал строить свое будущее еще на первом курсе.
– Хорошо, за четыре с половиной года. Ты не получал наследство, не выигрывал в лотерею, не грабил банк – только сам. Скажи, только честно – возможно ли достичь подобного, не нарушая закон?
– Нет, – совершенно спокойно ответил он. – Во-первых, я проявлял чудеса бухгалтерии, укрывая от государства большую часть своих доходов в первые три года, что позволило сэкономить немалую сумму – налогообложение у нас совершенно запредельное. Больше того, я и сейчас недодаю в казну страны пару миллионов в год. И, раз уж мы говорим об этике большого бизнеса, я попробую предупредить твой вопрос: угрызения совести меня не мучают совершенно. Я слишком хорошо знаю, как это все устроено, и не испытываю желания наполнять с таким трудом заработанными мною деньгами карманы чиновников. Во-вторых, поначалу я проворачивал дела… скажем, так: достаточно сомнительные с точки зрения законов. Не прямой криминал, но что-то очень близкое. Я оставался как будто бы чист – ничего не знал, ничего не видел, ничего не понимал, доказательств нет. Но в то же время надо быть идиотом, чтобы не понимать, что проданная за треть цены на перепродажу партия новых флаеров, у которых отсутствует блок электроники, определенно имеет что-то общее с захваченным и ограбленным составом, перевозившим – вот ведь совпадение! – точно такие же флаеры из Берлина в Москву. Я идиотом не был никогда. Понимаешь?
– Ну… это, конечно, незаконно…
– Смотря для кого. Мне продали – я продал. Я – чист. Доказательств того, что флаеры украденные, нет. А если и есть – пострадаю не я, пострадают те, кто мне эти флаеры продал. И, опять же, предугадывая, что ты спросишь – да, если бы меня приперли к стенке, я легко и без лишних угрызений совести сдал бы своих поставщиков. Это бизнес. Он жесток. Говорить об этике бизнеса – все равно, что говорить о духовности денег. Кто сильнее, смелее, умнее – тот и в выигрыше. Слабаку-идеалисту в мире большого бизнеса места нет – сожрут и не подавятся. Я же и сожру, если встанет на пути и не захочет решать дело миром, – жестко сказал Олег, глядя Марине в глаза. – Я не хочу, чтобы ты пыталась меня идеализировать, хотя я в каком-то смысле тоже идеалист. У меня есть цель-мечта, но для ее реализации нужны большие, нет, огромные деньги. Огромные, по моим меркам. Я, если можно так выразиться, идеалист в перспективе.
– Я не пытаюсь тебя идеализировать, – тихо сказала девушка. – Я просто хочу знать… не делал ли ты чего-нибудь действительно страшного. Мне нужно это знать от тебя, чтобы потом не узнать от кого-то другого.
Черканов на минуту задумался.
Могла ли она подслушать его злополучный разговор с Березинским? Нет, в номере идеальная звукоизоляция. Хотя в любом случае больше нельзя допускать никаких встреч с представителями «теневого» бизнеса там, где кто-то может увидеть, услышать, узнать. Быть может, его кто-то сдал? Нет, в таком случае Марина здесь не сидела бы. Значит, она просто опасается? Скорее всего… Но что же делать? Говорить правду нельзя ни в коем случае: во-первых, Велагина не сможет понять, что все, им совершенное, оправдывается целью, ради достижения которой действительно хороши любые средства, а во-вторых, ей просто не нужно знать этого кошмара. Ни к чему впутывать любимую женщину в собственную грязь.
– Когда я строил первую компанию, то делал много всего, что можно охарактеризовать, как «страшное», – наконец медленно проговорил он. – В какой-то момент я, хоть и не по своей воле, вляпался в дела с наркотиками, но при первой же возможности вышел из дела. Я был связан с «черной» продажей недвижимости и именно на ней заработал свой первый миллион – после чего, опять же, бросил. Несколько раз мне приходилось отдавать приказы об устранении конкурентов – разными методами, от угроз и подтасовок документов и до оплаты заказного убийства. В то же время не сосчитать случаев, когда покушались на меня. Я живу с волками и вою по-волчьи – иначе меня загрызут.
