руинах и ее границы терзают враги, главное, чтобы здесь и сейчас тебе было комфортно. А если перестанет, то ты уедешь в другую страну.
— Так ваша страна не в руинах, — заметил Ломтев. — И враги терзают ее границы по большей части в воображении таких, как ты и Менщиков. И тут уж не совсем понятно, враги это или старческая паранойя.
— Наша страна существует только благодаря таким, как я и Менщиков! Иначе китайцы и англичане уже давно делили бы наши территории! Мы — истинные патриоты и лишь о благополучии империи все наши помыслы!
— Ага, так и запишем, — сказал Ломтев. — А отчего же простой народ вас, истинный патриотов, так не любит? Отчего восстания и террор?
— Оттого, что быдло не понимает, кому оно должно быть благодарно за саму возможность дышать, — отрезал старый князь. — Была бы моя воля, я бы вернул старые порядки. Волок бы их лошадьми, гнал бы их с собаками, сек бы их на площадях до тех пор, пока бы они не поняли, кто здесь настоящий хозяин.
— Да что ж ты будешь делать, — сокрушенно сказал Ломтев. — И вам тоже с народом не повезло.
— Народ должен быть тих и безмолвен! Покорность — вот истинное достоинство простолюдина.
— И благодарность, — подсказал Ломтев. — Изыди, старик. Ты меня раздражаешь.
— Нет, так просто ты от меня не избавишься, демон, — заявил старый князь. — Ты не выполнил мою волю, и отныне я буду отравлять своим присутствием каждую минуту твоего существования! Убей моего сына! Убей! Убей! Убей!
— Утомил, — сказал Ломтев.
— Убей, убей, убей!
Ломтев поставил трубку на подставку и закрыл глаза, возвращаясь в серый мир и становясь больше. Это ведь на самом деле не «боевой режим», пусть не знающие ничего, кроме войны, князья и называют его именно так.
Это нечто большее.
Старый князь здесь тоже присутствовал, но рядом с Ломтевым он был не больше мухи. Маленький, неопасный, зато противный и назойливый.
Никакого поединка, битвы разумов, драки ментальными энергиями не случилось, слишком несопоставимы оказались силы. Ломтев был океаном, а старый князь — всего лишь лодочкой, покачивающейся на его волнах.
И Ломтев его поглотил.
Помня, что в этом мире важен символизм, он сграбастал силуэт старого князя рукой — здесь он оказался вполне материальным, или же рука Ломтева приобрела новые качества — и крепко сжал в кулаке, чувствуя, как призрак растворяется, вливается к нему под кожу, как от него не остается и следа.
Что ж, Ломтев знал, что этот момент наступит. Если на первых порах от старого князя и его советов было все же больше пользы, чем вреда, сейчас эта польза иссякла, и ничего, кроме раздражения, призрак у Ломтева не вызывал.
Он открыл глаза, и на него обрушился каскад чужих воспоминаний. Картинки из прошлого, которое было не с ним. Восемьдесят девять лет истории о долге и войне, о служении отечеству и царю, история, побед и поражений, и ситуаций, когда тебе не дали сделать то, что должен. А бездействие, пусть даже и вынужденное, хуже поражения. История, изобилующая кровью, разочарованиями и смертями.
И главным разочарованием, естественно, был его старший сын.
На самом деле, для восьмидесяти девяти лет там было не так уж и много всего… Видимо, память старика избирательна и подвержена возрастным изменениям.
Минут пять Ломтев наслаждался этим слайд-шоу, а потом сжал его в архив и отправил куда-то на задворки подсознания. Пусть лежит там и ждет своего часа.
Если этот час вообще когда-нибудь пробьет.
Ломтев взял трубку, разжег погасший огонь, задумчиво затянулся.
Вряд ли он будет скучать по вздорному старикану с маниакальным желанием уподобиться Тарасу Бульбе. Ломтев не ожидал, что избавиться от назойливого старика будет так просто, и теперь испытывал облегчение и просто наслаждался тишиной, более не нарушаемой призывами к убийствам.
Но вместе с облегчением пришло что-то еще.
Только освободившись от своего спутника, Ломтев понял, как тот ему мешал. Видимо, он все же занимал какой-то кусок мозга, стеснял Ломтева, ограничивал его полноту контроля, делал не целостным, делал его слабее, висел на его ногах тяжеленной гирей.
Говоря проще, отжирал часть его ресурсов и снижал быстродействие.
Теперь же, став единственным и полноценным владельцам этого тела (так себе тела, честно говоря, изрядно поношенного, но иногда приходится играть с тем, что есть) Ломтев чувствовал себя на свои честные «за пятьдесят», а не чужие «почти девяносто». Пусть он и не изменился внешне, но где-то внутри с его плеч упала настоящая гора.
Он узнал многое. Он стал мыслить яснее.
Ему открылась другая картина мира.
Он наконец-то выяснил, что же произошло с родом Громовых и какие именно разногласия между князьями вылились в столь бурную дискуссию с обменом молниями. Нельзя сказать, что он был так уж удивлен. Он уже догадывался о сути расхождений во взглядах, а теперь, после обретения нового знания, он должен был признать, что Громов-младший, Громов-сын был не так уж неправ, когда упрятал папочку в дом престарелых.
Впрочем, симпатии он у Ломтева все равно не вызывал. Ни он, ни старый князь, ни чертов Менщиков, ни кто-либо еще в этом чертовом мире, в который его занесло отнюдь не судьбой.
А еще Ломтев почувствовал, что стал сильнее.
Суть конфликта была проста.
Громову-старшему предложили дополнение к титулу и новый земельный надел, который наделил бы его губернаторскими полномочиями. У этого предложения было много плюсов и один очевидный минус — месторасположение. Новые земли располагались на границе с Дальневосточной республикой, и одним из условий обладания была подготовка к имперской экспансии на сопредельную территорию.
Из этого минуса вытекал целый букет проблем. Недовольство населения, видящего, как живут люди по ту сторону границы, стычки с дальневосточными боевыми дружинами, профилактическая работа по выявлению китайских шпионов… Громов-младший посчитал это слишком рискованным. Он не желал ввязываться в авантюру, что привело старшего, который усмотрел в этом уклонение от верноподданического долга, в настоящее бешенство.
После чего и случилась дуэль, в результате которой старый князь угодил в дом престарелых практически в состоянии овоща.
Новый глава дома отверг предложение императора, предпочитая сохранить статус-кво и не подвергать семью лишней опасности, дополнение к титулу и статус губернатора принял князь Трубецкой, который уже бодро рапортовал в столицу о первых успехах. Сколько в этих докладах было правды, Ломтев понятия не имел.
Впрочем, в том, о чем он имел все-таки понятие, не было никакого практического смысла. Конфликт с Громовым был вроде бы исчерпан, а даже если и нет,
