А потом из его груди выплеснулась кровь. Брызги ее упали мне на лицо – на нос, на нижнюю губу. Брызги ее упали мне на грудь. Брызги ее упали мне на шею и на плечи.
Брызги ее…
Фил вскрикнул и опрокинулся на траву вместе со стулом.
А «сынок» стоял надо мной, не шевелясь. Руки его бессильно повисли.
– Играться бу-удем?
Второй гейзер светящейся крови вырвался из его груди. Кровь залепила мне глаза. И я не увидел, нет, я только услышал, как рухнуло на землю громадное тело.
Паучиха бьет на четыре километра, а до строительного крана – меньше четырех…
Но больше полутора.
Мертвое тело осмотрел храбрый военный медик, который за очень большие деньги согласился на единственную ходку в Зону. Он вертел сверхсталкера так и этак, потом сказал веско:
– Летальный исход. Никаких признаков жизни.
Но мне всё же хотелось отрезать мертвецу голову. Не из научных соображений, как делал покойный Терех, нет. И не от коньячной одури. Мне, ребята, было просто страшно, до жути страшно, что вот это оживет.
Меня оно не убило по чистой случайности…
Толстый поинтересовался:
– Что делать с ним будем?
– Сопровождение оттащит к вертолету и погрузит.
– Нет, Тим, такого не произойдет, – раздался голос Клеща у меня за спиной.
Толстый и старший лейтенант Бекасов посмотрели на него с подозрением. В глазах у них читалось: «Этот-то что еще тут раскомандовался!»
А Клещ глянул на меня внимательно и сказал:
– Старший группы вам всё объяснит. В смысле, почему на большую землю тело вывозить нельзя.
– Товарищ военсталкер уже отдал нам прямо противоположный приказ! – начал заводиться Бекасов.
Ну еще нам тут подраться! Вот веселья-то будет – полные штаны. Ладно, разберемся.
– Отойдите, – приказал я им, – у товарища эксперта секретная информация. Остальным допуска не хватает.
Отошли. Недалеко, слава богу, – в аномалию без призора не вляпаются. Мы остались вдвоем.
Клещ долго смотрел на тело призрака, словно пытаясь на глазок определить, точно ли он мертв. Потом начал едва заметно шевелить губами.
– Спасибо тебе, Черный Сталкер, – пробормотал Клещ и сделал неловкую попытку перекреститься.
– Клещ, – удивился я, – ты ж из темных сталкеров. Ты же у них вообще был главным… А вы там, я читал, поклонялись Хозяевам Зоны, Черного Сталкера посылали подальше, а Христа в упор не видели. Та чего же ты…
Он ответил мне странным тоном, как равный равному:
– Не следует о подобных вещах говорить мимоходом.
А потом добавил:
– Старые тяжкие боги когда-то предали меня, и я решил отказаться от их покровительства в пользу отношений с молодыми легкими богами.
Он это серьезно говорил. Нет, правда, он это говорил на полном серьезе. И как говорил! Клещ-то… Да вы что! На дворе… а тут…
Я промолчал. Иногда лучше молчать, а то еще скажешь что-нибудь.
Клещ, не торопясь, вынул курево, поднес к нему зажигалку и принялся объяснять:
– Я давно освободился от общепринятых норм. Я сам себе хозяин и сам выбираю, с кем и какой заключать контракт. Но иногда во мне оживают вещи, относящиеся к какой-то иной жизни. Я делаю странные жесты. Я говорю странные слова. Что-то всплывает со дна моей души и заставляет вести себя необычным образом. Вот этот жест… Почему я пошел с тобой? Москвы мне жалко? Да. Но, может быть, дело в другом. Просто мое одиночество должно иметь пределы. И к настоящему моменту ты – главный его предел. Ты моя драгоценная придурь.
Это, вроде, на человеческом языке должно значить, что я его друг.
– Видишь ли, мои придури… они меня в этой жизни сто раз подводили. Меня продавали, меня чуть не убили, – притом люди, за которых я бы жизнь отдал… Отдал бы, не думая, не прикидывая ни хрена. И теперь я с этими придурями борюсь, я их в себе выжигаю, и очень скоро выжгу, сынок, до самого корня. Ты вот моя придурь. Но ты оказался полезной, доброй придурью.
– Ну спасибо, дядя, на добром слове.
Он будто бы и внимания не обратил на мою язвинку. Может, списал на хмель в башке.
– А теперь, Тим, ты мне должен. Не деньги. Гроши эти – мужичонкам на водчонку – мне должен ЦАЯ. С тебя взимается другая плата. Я уничтожу тело сверхсталкера, сожгу его, а ты с собой даже частички пепла не возьмешь. И хлопцам скажешь, мол, опасно. Мол, эксперт прав, тащить с собой – рискованно.
Правду сказать, – да, я ему должен. Я ему по гроб жизни должен. И… не чужой же он мне, этот упырь крапчатый. Я, конечно, заключил контракт с ЦАЯ, и по контракту мне бы надо мегаценную плоть призрака доставить Яковлеву. Но это – по контракту. А по совести… по совести я всё сделаю так, как хочет Клещ.
– Ладно. Только объясни, какого ляда?
Он, вроде, открыл рот, хотел что-то сказать, но смутился и только произнес:
– Подожди. Сейчас я…
Это Клещ-то смутился?! Легче у смерти косу отобрать, чем такого непрошибаемого типа сбить с панталыку.
Клещ стоял со своей Паучихой над телом сверхсталкера и смотрел на него с жалостью и недоумением. Взгляд его остановился не на груди призрака, страшно развороченной двумя попаданиями, а на лице. На глазах, по-моему. Сверхсталкер умер с открытыми глазами. В них застыло, кажется, удивление. Мне делают больно… почему же? за что?
– Что не так, Клещ? Он не оживет?
Мне ответили отрицательным покачиванием головы. Клещ сделал глубокую затяжку, заговорить он пока не мог.
– Ну а в чем дело тогда? Ты, вроде, не в своей тарелке…
И Клещ все-таки решился.
– Это ты точно сказал, салажонок. Мне как-то… не того. Это ведь сын моей семьи, моего братства. Я не хотел его, но мои мертвые братья выстрогали его без меня. Из того, что я уничтожил свою семью, вовсе не следует, что я перестал принадлежать ей. Не так. Нет. Отсюда не следует, что перестал быть ее частью. А значит, это и мой сын. Я никогда его не видел. Я его не знал. Теперь я его убил. Но это был мой единственный способ завести потомство… А я его уничтожил. Такие вот дела, хитрец.
Сильный человек, умный человек. В сущности, всех нас от смерти спасший человек. А есть в нем дырочка – бездетность, горькая и неисправимая, и ему больно. Разве не понимаю я его? очень даже понимаю. Потому что у меня тоже ребенка нет. И, выходит, я человек неполный, не вполне настоящий. С червоточинкой.
Но мне все-таки не так больно, как ему.
– Херня. Клещ. От первого до последнего слова.
Он посмотрел на меня, и в глазах у него читалось желание как следует вмазать. Но Клещ удержался. Знал, что просто так я трепать языком не стану – последуют объяснения.
А вот если толковых объяснений не поступит, Клещ не станет сдерживать себя, товарищи мы там или не товарищи…
– Клещ, самое главное тебе скажу: это не сын. Это изделие. Какая бы там у тебя ни была семья и тому подобное, но братья твои себя обманывали. С ними случилась очень древняя история, которая повторяется без конца. Как водится, люди возжелали того, что им не свойственно, а получив желаемое, создали то, что для них гибельно. Они создали страшную живую игрушку. При чем здесь потомство…
