– Ах ты, тварь! – не помня себя от бешенства, я схватил бывшую однокашницу за горло. – Нож отравлен? Чем?? Быстро!!!
– Уже поздно, – Людмиле было больно, и улыбка вышла больше похожей на гримасу. – Даже если отнять руку, она всё равно умрёт.
– Что случилось? – встревоженный Иан выскочил из корабля и подбежал к нам.
– Эта дрянь зацепила Осоку отравленным ножом, – ответил я. – Плоскогубцы есть? Бери ими аккуратно и неси в медотсек на анализ. И ты, героиня, тоже туда, быстро!
Людмиле поневоле пришлось подняться на борт вместе снами. Вернее, Бета и один из «мальчиков» внесли её, как мешок, взявшись за руки и за ноги.
– Что будем делать с тобой, решим по результатам обследования, – зло сказал я.
– Можете хоть сейчас убить, – Людмила попыталась пожать плечами, но это было проблематично, когда висишь, пристёгнутая за руки и за ноги к распоркам трюма у правого борта. – Она всё равно умрёт.
– Что ты заладила, «всё равно», «всё равно»?? – взорвался я. – Неужели в тебе не осталось ничего человеческого??
– А ты сначала потеряй мать, единственного близкого человека, потом попади в рабство, чтобы тебя насиловали каждую ночь, да не по одному разу, а потом поговорим!
Господи, подумал я, что она несёт? Людмилина мать умерла четыре года назад и вообще была здесь ни при чём. Насколько я помнил, похоронив «единственного близкого человека», Людмила уже через месяц, как ни в чём не бывало, таскала Гарика по клубам и вечеринкам. И ни тени траура.
– Бесполезно, – покачала головой Падме. – Оставь её пока.
Медицинский дройд Герхард провёл тщательное сканирование Осокиного организма и не обнаружил никаких тревожных признаков. Маленькая ранка на руке даже не кровоточила. На чёрном, словно вулканическое стекло, лезвии ножа, своими неровностями наводящей на мысль о ручной ковке, также не оказалось никаких следов яда.
– Вот видишь, – с улыбкой сказала мне подруга. – Она просто бредит, эта девица.
– Прошу прощения, – деликатно вмешался Герхард. – Мой комплекс один из лучших в классе мобильных, однако, я рекомендовал бы пройти полное обследование в условиях стационара. Мы здесь могли пропустить что-то редкое и малоизученное.
– Да что вы, в самом деле! – отмахнулась Осока.
– Одна странность, тем не менее, выявлена, – настаивал дройд. – Глубина пореза предполагает незначительное кровотечение из капиллярных сосудов. В данном случае крови нет совсем.
– Ну, нанеси бакту, раз так беспокоишься.
Герхард так и поступил. И тут всерьёз забеспокоились уже все. При контакте с раной прозрачная голубоватая с красными искорками жидкость вдруг стала белой, как молоко.
– Ох, – ужаснулась Рийо. – Что это за реакция?
– В моих базах данных подобный эффект не описан, – сказал дройд.
Панторанка резко выпрямилась:
– Алекс, экстренный старт, выходим в свободную область, откуда можно совершить прыжок. Натуа, подготовь запрос в Библиотеку с полным описанием ситуации и снимками ножа. Я вызываю на рандеву «Хелси», нам потребуется его госпиталь и живые врачи.
– Подтверждаю, – дройд даже изобразил кивок. – Доктор Ветте Лестин – один из лучших специалистов по ядам и токсинам, её консультация необходима.
– А я возьму ножичек к нам, – сказал Базили, доставая из кармана комбинезона универсальные клещи-манипулятор. – Посмотрим состав материала, вдруг он токсичен сам по себе.
– Исключено, – возразил Герхард. – Токсичные металлы анализатор определил бы.
– Поколдуйте, ребята, – махнула рукой Рийо. – Нам пригодится любая информация, самая незначительная.
Пока я выводил корабль из гравитационного поля планеты, Рийо и Падме рассчитали оптимальное место встречи, куда и «Амидала», и «Хелси» могут прибыть одновременно. Система Татуина, достаточно захолустная, чтобы наши манёвры не привлекли внимания. Гиперпривод понёс нас сквозь сияющую муть со скоростью, почти на треть превышающей самые быстрые из известных кораблей. Те имели эквивалентное время перелёта 0.5 условной «стандартной» единицы, «Амидала» – 0.38. Но мне сейчас и это казалось недостаточным.
– Что вы суетитесь так? – проворчала Осока. – Сорвались, помчались… Лишний час погоды бы не сделал.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил я.
– Да. Ты уже спрашивал пять минут назад.
Подруга прямо-таки излучала оптимизм, ей даже удалось ненадолго отвлечь меня болтовнёй от тревожных дум. Пока я не обратил внимание на то, что Осока обхватила себя руками.
– Болит что-то? – забеспокоился я.
– Ничего не болит, успокойся. Прохладно здесь, вот и всё.
Привстав, я потрогал её плечо, лоб…
– Да ты холодная, как лёд! А ну, быстро в медотсек, пусть Герхард ещё раз осмотрит.
– Хорошо, хорошо, – Осока поднялась с кресла… и пошатнулась. Я подхватил её, через мгновение рядом оказалась и Падме.
– Всё хорошо, я просто оступилась, – попыталась освободиться подруга. Но я, не слушая более возражений, подхватил её на руки и понёс к турболифту. Медицинские анализаторы снова принялись за дело. И снова не показали ничего угрожающего. Пониженная температура, 35.4°, пониженное давление и пульс, в остальном – норма. Я кинулся в трюмный зал. И был поражён: Людмила спала, как ни в чём не бывало! Спала, подвешенная за руки на стене! Двумя увесистыми пощёчинами я разбудил киллершу.
– Что, сдохла твоя подружка? Мочить меня пришёл? – ядовито спросила она. – Ну, ну, покажи своё истинное лицо! Цивилизованные люди, интеллигенты вонючие, фу ты, ну ты! А чуть что, весь лоск слетает, и становитесь тем, что вы есть на самом деле. Зверьми!
Безумная, немотивированная злоба пленницы слегка отрезвила меня. И я более спокойно задал вопрос:
– Чем ты её отравила? Что это за нож? Ритуальный? Чей? С какой планеты?
– Какая тебе разница? Если она ещё не сдохла, иди к ней, наслаждайся последними мгновениями. Она всё равно умрёт, и никакого спасения нет. Нет, понял ты?
Кулаки мои непроизвольно сжались, хотелось двинуть мерзавке уже всерьёз, но я сдержался, и даже не выругался, сказал только сквозь зубы:
– Это мы ещё посмотрим.
В коридорчике у медотсека я столкнулся с Ианом. И забросал его вопросами:
– Ну? Что там? Из чего сделан нож?
– Не можем определить, – развёл руками механик. – Пробу взять и то не смогли. Это лезвие не режет плазменный резак. А отражённым лучом ловим пустоту. Пустоту, сдвигающую поляризацию света на сорок пять градусов. Впервые такое вижу.
– Придётся продолжить допрос, – поморщился я. – Пойду, спрошу у Герхарда, нет ли у нас подходящей химии, чтобы развязать ей язык.
