– Что?
– Творец об этом знал и всегда подстраховывался. Каждый раз, когда я приходил в себя после обратного преобразования, одна моя рука оказывалась прикована наручниками либо к подлокотнику кресла, либо еще к чему-нибудь. Творец ни разу не допустил ошибки, не приблизился ко мне на расстояние удара.
– А в вашем случае, царица?
– В моем случае? – Векра, насмешливо посмотрела на зятя. – Да, по ощущениям все было так, как рассказал Его преосвященство. За исключением того, что Творец, как раз ко мне приблизился. Вплотную приблизился. Сзади. Только сделать я ничего не могла, потому что, когда пришла в сознание, мои руки были прикованы к рукояткам какой-то штуковины железными браслетами, которые оказалось невозможно сломать…
– Эта штуковина называется – гимнастический конь, – подсказал кардинал.
– Неважно, – отмахнулась Векра. – Пусть – конь. А другой озабоченный коняра в это время делал со мной, что хотел. А после того, как все сделал, я вновь потеряла сознание и очнулась уже в обычном виде. К счастью, не на острове, а у себя в царстве.
– Угу, – подвел итог Фрол. – Получается, что каждый из нас доступен ему в любом уголке мира.
– Это постулат. Творец может нас извлечь из любого уголка и вернуть в любое место.
– Постулат, значит… – Фрол, равно, как и все остальные, задумался, глядя перед собой. Потом перевел взгляд на короля Гурлия, но вопрос задал кардиналу:
– Творец нас только видит, но не слышит, ведь так, Ваше преосвященство?
– Да, он может только наблюдать. Прибор не усиливает звук
– Допустим, мой брателло Василий действительно пристально наблюдает за этой встречей. Но смысл разговора ему непонятен? – уточнил царевич.
– Совершенно верно, – подтвердил кардинал.
– Из этого следует такая штука. – Фрол говорил, не сводя взгляда с Гурлия, и делая шаг в его сторону. – Мы должны убедить брателлу, что я и в самом деле осужден на смерть. Поэтому приготовления к казни должны выглядеть, как можно натуральней, чтобы это обязательно привлекло его внимание. Ну и, конечно же, причины, чтобы меня казнить, оказались вполне правдоподобны. И для Творца, и для всех жителей нашего мира.
Три коренных жителя мира за стеной изумленно переглянулись, не понимая, к чему клонит Фрол. Но кардинал, кажется, начал понимать. Фрол же не собирался медлить с разъяснениями:
– Так пусть же брателло увидит и поймет, что здесь и сейчас действительно произошло то, за что меня можно казнить! – закричал он и вдруг, подскочив к королю Гурлию, с криком: «За Наташу!» – наотмашь взрезал тому кулаком по зубам.
Правитель Лесного королевства опрокинулся навзничь, а бывший каскадер, обратил свое внимание на другого короля и с разворотом впечатал правую ступню Халимону в область солнечного сплетения:
– Получи! За графа Бовдо! Сцуко!
На визг Векры и крик Маная в апартаменты царицы сразу ворвались с дюжину охранников и всем скопом набросились на царевича. Но тот не сопротивлялся и прежде чем быть поваленным на пол, успел крикнуть кардиналу:
– Главное – чтобы меня рыбы сожрать не успели!
* * *
Бороду мужу сбривала Купафка. Тем самым ножом, которым отрезала ему палец. Она скребла острым лезвием по щетине, а он, в перерыве между скребками, рассказывал о прошедших переговорах. Фрол рисковал – нож вздрагивал в руках царевны дважды: когда она узнала, что на Нейтральный остров перенесся ее отец, и когда Фрол сказал про операцию «живец». После того, как он рассказал пор Гурлия и Халимона, царевна прекратила бритье и уставилась на мужа округлившимися глазами. Короли в мире за стеной принимали участие в войнах, сражались на шпагах, стреляли из арбалетов, но чтобы вот так запросто: одного кулаком – в лицо, другого – ногой в грудь, о подобном Купафка прежде не слышала.
– Они никогда не простят тебе этого, – сказала она.
– Хм, а какое мне до них дело! Завтра я или буду съеден заживо, или стану Творцом. И тогда сам буду решать, кого прощать, а кого нет…
Несколько минут назад закончился королевский суд. Гурлий и Халимон обвинили царевича Фрола в нарушении парламентерской безопасности, а это неминуемо каралось смертью. Они, а вернее, король Гурлий, по праву «ранее оскорбленного», и приговорил его к смертной казни «путем погружения в озеро, привязанным к рыболовному крючку на корм рыбам».
Обвиняемый не стал оправдываться и брать последнее слово, казалось, он был полон раскаяния за содеянное, а собравшие в зале суда дворяне единодушно одобрили приговор. О том, что все это лишь инсценировка, на суде знали пять человек. Теперь узнала и Купафка.
– Я боюсь за тебя, – царевна сделала последний скребок и сначала влажным, а затем сухим полотенцем вытерла Фролу лицо. – Даже если они не станут погружать тебя в воду, рыба может выпрыгнуть и схватить тебя в воздухе. Такое случалось.
– Придется рискнуть, – вздохнул Фрол, прекрасно сознавая правоту ее слов. – Мы с Василием, хоть и двоюродные братья, но дружим с детства и ни разу не ссорились. Он не допустит моей гибели.
– Но, как ты поступишь с ним? Если он действительно тебя преобразует?
– Договорюсь. Мы же братья.
– А со мной? Как ты поступишь со мной? – повинуясь жесту Фрола, царевна присела к нему на колени. Глядя в ее огромные голубые глаза, Фрол погладил черные вьющиеся волосы, нежно поцеловал Купафку в податливые губы.
– Тебя я возьму к себе. И мы будем жить в нормальном мире долго и счастливо…
* * *
По требованию первого обвинителя «казнь» должна была состояться на территории Лесного королевства. На том самом месте, где недавно король Гурлий лично привел в действие катапульту и отправил на корм рыбам барона Бушму. У края обрыва, рядом с катапультой соседствовал «журавль» с прочной веревкой, к нижнему концу которой был привязан крюк.
Фрол узнал в нем обычный рыболовный крючок: ушко для привязывания лески, цевье, загиб, жало.… Вот только размером этот крючочек был раза в полтора выше роста человека!
Сразу после того, как погасло третье солнце, набатный перезвон известил о начале всеобщего перемирия, которое должно было закончиться сразу после наступления ночи. Поглазеть на казнь царевича собрались не только подданные Лесного королевства, но также дворяне королевства Горного и женского царства. Лишь князья не удостоили Фрола своим присутствием. Но и он не очень-то жаждал вновь увидеть эти ненавистные рожи. Разве что потом – когда появится реальная возможность отомстить каннибалам.
На самом деле сейчас, перед тем, как его начнут привязывать к крючку, Фрол мечтал увидеть лишь одного человека – Наташу. Нет, он больше не испытывал тех чувств, что бурлили в нем не так давно. Влюбленность улетучилась, и причин на то имелось несколько, Фрол не знал, какая из них важнее: венчание Наташи с Гурлием; яркое осознание того, что она, пусть и не по своей вине, но успела стать усладой для нескольких мужчин; чувства, которые возникли у него к Купафке; либо все вместе взятое… И все-таки он очень хотел посмотреть на выражение лица своей бывшей напарницы по съемочной площадке.
