главный герой сегодняшнего дня так и не смог прибыть во дворец по причине ухудшившегося состояния здоровья, огласил решение о его награждении орденом и продемонстрировал его… Пока отточенные, гладкие фразы сами собой срывались с моего языка, в голове шла лихорадочная работа мысли. Откуда могло стать известно старому князю о моем первоначальном желании не выделять особо его заслуги и уравнять с простыми офицерами?! Разговор с Долгоруким вёлся с глазу на глаз, и если я не поведал о нём Громову, то это мог сделать только Сергей Иванович… И я ещё думал, что сумел переиграть старого дипломата?! Скорее, это он решил моими руками устранить вероятного конкурента. Каким образом он донёс информацию до Громова, не столь важно, важен результат. Я перебирал в уме пропитанные желчью и разочарованием строки послания Владимира Алексеевича. Если кратко изложить суть, то он презрительно швырял мне в лицо «возмутительную подачку» и отказывался впредь иметь что-то общее с императорским двором, где его посмели столь грубо унизить. И вскользь упоминал даже возможность того, что готов покинуть пределы страны, коль здесь не в чести такие ценности, как верность и надёжность…
Что ж, хоть и косвенная, но моя вина в этом была. Продиктованные озлобленностью и страхом, слова сорвались с моего языка, а значит, разгребать последствия придётся мне. Пора брать себя в руки и как-то успокаивать старого упрямца.
Своё решение я начал воплощать в жизнь сразу же на следующий день после приёма. Осторожно подбирая выражения, составил ответное письмо Громову, призвав на помощь всё, чему обучился за годы жизни при дворце. Выразил недоумение тем, что князь увидел ситуацию несколько не в том свете, приложил указ о пожаловании ему ордена, выразил надежду, что он пересмотрит свои решения… Потребовалось немало времени, тонны бумаги, литры чернил и все мои дипломатические качества, чтобы в длительной переписке убедить-таки упрямца явиться во дворец. Тогда мне это казалось хорошей идеей…
Громов по старой привычке внесся во дворец, словно порыв злого Северного ветра. Когда он стремительно шагал по коридорам дворца, вокруг, будто круги по воде, понеслись возбуждённые шепотки. Несмотря на измождённый внешний вид, от него веяло мощной энергией, казалось, что в Зимний залетела шаровая молния. Следом за Владимиром Алексеевичем едва поспевал его сын, Павел, бросавший извиняющиеся взгляды по сторонам.
— Владимир Алексеевич, я рад, что вы нашли в себе силы, чтобы явиться ко двору…
— Я осознал, Алексей Александрович, что иначе вы изведете все запасы гербовой бумаги на послания мне!
Я бросил взгляд на распахнутую дверь, ведущую в приёмную, где уже собралась любопытствующая толпа.
— Оставьте нас!
Захлопнувшаяся дверь отсекла разом все посторонние звуки. Я смотрел на Громова. Выглядел он неважно, кожа так плотно обтянута череп, что казалось, кости скоро её прорвут, во всех движениях ощущалась лихорадочная горячность, в глубоко впавших глазах сверкали недобрые огоньки. Не в силах усидеть на месте, он вскочил, навис над моим столом, сверля меня взглядом.
— Давайте проясним все раз и навсегда, Алексей Александрович!
Моё отчество он произнёс с лёгкой заминкой, ухмыльнувшись при этом, и я понял, что так он напоминает мне о нашей общей тайне.
— Я не намерен играть в ваши игры! Мне не нужны ваши побрякушки! Я не наёмник, мне не нужна плата! Все, что я делал — я делал из долга перед отчизной, не перед императором! Увы, моя судьба крепко связана с вашей, это мой крест — исправлять то, что умудряетесь сотворить вы, Романовы!..
— Отец! Как ты можешь???
Потрясённый Павел подскочил, схватив Владимира Алексеевича за руку. Посмотрел на меня:
— Простите его, Алексей Александрович, он ещё плохо себя чувствует, это всё горячка…
В этот момент раздался стук в дверь, чуть разрядивший обстановку. Принесли чай. Я про себя горячо поблагодарил того, кто догадался о дать распоряжение его приготовить. Пока нахмуренный Громов — старший нехотя отхлебывал травяной напиток, поддавшись на уговоры сына, но жалуясь на горечь и непривычный вкус, я собирался с духом.
— Владимир Алексеевич, мне искренне жаль, что вы так настроены. Поверьте, что я испытываю лишь безмерную благодарность…
Громов глянул на меня и обратился к сыну:
— Павлуша, ступай, вели подать карету, мы уезжаем, я пока перемолвлюсь парой слов наедине с Его Величеством… Да не беспокойся, всё будет хорошо!
Дождавшись, пока тот выйдет, князь подошёл ко мне, с громким стуком поставил чашку на стол, наклонился ко мне и свистящим шёпотом произнёс:
— А ты повзрослел, финский щенок, научился гладко врать, не краснея, как прежде! Я знаю, чего ты боишься — только я верен своему слову. Я поклялся, что твое происхождение останется тайной, своему другу, Александру… И значит, она сойдёт со мной в могилу. Живи, маленький финн, но помни — на страже Российской империи всегда стояли Громовы, и мы начеку! Откуда бы ни исходила опасность для империи: из-за ее пределов или из самого её сердца!
С этими словами он двинулся к выходу, приоткрыл дверь, обернулся:
— Честь имею, Ваше Величество! Надеюсь, больше наши пути не пересекутся. И кстати, чаек ваш — изрядная дрянь!
Громыхнув так, что в кабинете задрожали стекла, он покинул его.
Это были последние слова князя Владимира Алексеевича Громова, что прозвучали во дворце. Спустя пару дней из его поместья пришла скорбная для империи весть — старый князь скончался.
Когда я умру, этот мир умрёт вместе со мной.
Исчезнет мой кабинет, в котором я провёл треть своей жизни. Сотрется из памяти мироздания мой любимый шкаф, с которым мы столько пережили. Уйдёт в небытие тенистая аллея в парке, что была множество раз измерена моими шагами вдоль и поперек. Сотни, тысячи любимых, памятных вещей внезапно просто перестанут быть. Потому что умру я.
Останутся другие миры: тот, в котором живут мои дети; таинственная вселенная, которая породила мою непокорную, сильную Тэйни… У каждого из них — своя история, свои герои и злодеи.
Сколько живых, мыслящих существ на этой планете, столько и миров… Да нет, даже намного больше! Ведь каждый мечтал о чём-то другом, представлял себе идеальную реальность. Я искренне верю, что любой мир, созданный нашим воображением, существует. И иногда, наверное, очень редко, но всё же бывает, что кто-то однажды оказывается совершенно в другой жизни — как случилось когда-то со мной.
Почему я задумался об этом? Я умираю. И вместе со мной уходит мир, что я создавал так долго и кропотливо, совершая ошибки, а потом пытаясь их исправить, встречаясь с людьми и расставаясь,
