— Нет.
— Откуда глидер-то?
— Взаймы взяли у Сигевары, — буркнул Полубой. У него тоже глаза закрывались помимо воли, но заснуть он никак не мог — напряжение схватки не отпускало. Кроме того, бок зудел, будто кто-то ползал под кожей.
— Хе-хе-хе, — старик рассыпал мелкий ехидный мех, — а на кой он вам?
— Взорвем к чертовой матери. Люблю фейерверки.
— Хе-хе… шутишь? А продайте мне, а? Денег, правда, нет, но как заработаю — отдам.
— Забирай.
— Правда? — Людвиг хлопнул себя по тощим ляжкам, метнулся к холодильнику, достал бутылку «фирменной» и налил в два стакана.
Полубой, прикрыв один глаз, молча наблюдал за ним. Людвиг поднес ему стакан и умильно заглянул в глаза.
— А цену какую спросишь?
Полубой, кряхтя, выпрямился в кресле, взял стакан, чокнулся с Людвигом и залпом проглотил настойку.
— Ящик консервов, — ответил он сдавленным голосом.
Людвиг выпучил глаза.
— Не врешь? Глидер тысяч восемь с половиной, а то и девять стоит!
— Не вру. Все, отец, дай поспать. — Полубой снова развалился в кресле и закрыл глаза.
Людвиг накрыл его драным пальто, допил свой стакан и решительно направился к глидеру.
Сандерс очнулся почти в полной темноте. Последнее, что он помнил, была ослепившая его вспышка парализатора. Он рывком сел на постели, огляделся. Рядом в кресле похрапывал Полубой, на стульях спала накрытая пледом Виктория. Или Вера? Или Паулина?… решив разобраться с этим вопросом позже, Сандерс поднялся. В теле была неприятная слабость, кроме того, он ощущал зверский голод.
Неподалеку, на цепях, висел глидер с открытыми дверцами, капотом и багажником. Из кабины доносилось гнусавое пение и негромкий стук. Сандерс подошел поближе и заглянул внутрь.
— Во! Как живой, — увидев его, воскликнул перепачканный смазкой Людвиг, — очухался? Ну и молодец.
— А ты чего, разбираешь его, что ли? — спросил Сандерс.
— Ограничители снимаю, — пояснил Людвиг, — хозяин у него дурак был. Как летал — непонятно.
— Слушай, пожрать есть чего-нибудь?
— В холодильнике консервы. Если хочешь, «фирменная» там же стоит.
Сандерс вскрыл первую попавшуюся банку, в которой оказались бобы с мясом, подумал, плеснул треть стакана настойки, проглотил и навалился на консервы. Он уже почти прикончил банку, когда на стульях зашевелилась Виктория.
Посмотрев на Сандерса, она улыбнулась.
— У тебя фасоль на подбородке.
Сандерс вытер ладонью лицо.
— Привет. Как себя чувствуешь?
— Не очень, — поморщилась она, — а ты?
— Слабость. Сколько я валялся, а главное, как мы сюда попали?
— Людвиг привез, — Виктория встала, закинула руки за голову, поправляя волосы, — мы с твоим другом тебя на двух антигравах с башни спустили. Чуть не гробанулись. А спал ты три с половиной часа. Людвиг! — крикнула она.
— Чего? — Старик наполовину высунулся из кабины.
— Душ у тебя имеется?
— А как же, — ответствовал тот, — как дождь идет на улице, так с крыши льет, как из ведра.
— Ну-у, — Виктория обиженно выпятила губы и напомнила Сандерсу ту девушку, которую он знал во время отпуска, — хоть вода есть?
— Во-он в том углу кран со шлангом. Шланг на гвоздь повесишь — будет тебе душ. Вода из бака, из соседнего дома — я провел. Освежиться решила?
Виктория вспомнила, как ее лапал Уэйнстейн, как бежали по спине струйки пота во время ментоскопирования и кивнула.
— А одежды у тебя, случайно, нет?
Людвиг вылез из глидера, порылся в шкафу и достал плотно упакованный сверток.
— Вот, мне уже не пригодится, а тебе впору будет. Может, чуть великоват, хотя он контурный. По фигуре съеживается.
Девушка взяла сверток и направилась в угол, куда показал старик.
— Только не подсматривать, — предупредила она, не оборачиваясь.
Сандерс достал из холодильника бутылку воды, отпил глоток и вздохнул. На Ривьере они принимали душ вместе…
Послышался плеск воды и визг Виктории.
— Людвиг, старый ты хрен! Вода холодная!
— А как я тебе ее подогрею? На костре, что ли?
Сандерс усмехнулся. Да, госпожа баронесса, это вам не то, к чему вы привыкли. Хотя, как полевой агент, она, видимо, привыкла ко многому. И стаж у нее не многим меньше, чем у него. Надо же, не планета, а рассадник шпионов. Содружество, Фионимар, русские и напоследок тот, кто сидит в развалинах. Интересно, что ответит «контора» на его запрос, который он отослал с компа Уэйнстейна. Если Уолш передал его сразу, то утром должен придти ответ.
— А полотенце есть? — снова крикнула Виктория, перекрывая шум воды.
— Что ж такое, — Людвиг выбрался из глидера и достал из шкафа рваное банное полотенце, — поработать спокойно не дадут.
— Давай я отнесу, — сказал Сандерс. Людвиг подозрительно взглянул на него и погрозил пальцем.
— Ты, гляди там… не очень-то.
— Ты, Людвиг, знай себе, в железках ковыряйся, — в сердцах сказал Сандерс, отобрал полотенце и зашагал к Виктории.
Если в углу, где у Людвига была оборудована комната, был хоть какой-то свет, то здесь приходилось продвигаться почти на ощупь. Сандерс остановился, ожидая, когда глаза привыкнут к полутьме. Постепенно он стал различать впереди, под струей воды, обнаженное тело Виктории. В горле пересохло. Сейчас он видел даже полоски от купальника. Надо же, загар еще не сошел… Он замер в неуверенности, не зная, на что решиться, оглянулся назад, забросил полотенце на плечо и стал расстегивать рубашку.
— Не надо, Дик, — услышал он сквозь плеск воды тихий голос, — я не хочу так. Мы не животные.
— Нет, мы не животные, но будет ли другая возможность? — хрипло спросил он, продолжая раздеваться.
Он бросил одежду на пол и шагнул под ледяную струю. Дыхание перехватило, однако он тут же перестал ощущать холод — тело Виктории, желанное, как никогда, манило его к себе. Он положил руки ей на плечи, притянул к себе.
— Не надо, — снова шепнула она, но он уже чувствовал на лице ее губы.
Он провел руками по ее спине, спустился к талии, положил ладони на ягодицы и прижал ее бедра к своим. Она приникла к нему, ее дыхание было горячим, губы настойчивыми, руки, обжигая прикосновениями, скользили по его груди, животу. Они слились телами, дыханием, казалось, даже мыслями.
Она прислонилась спиной к стене, он положил ладони ей под ягодицы, приподнял ноги и медленно вошел в нее. Она укусила его плечо, сдерживая крик.
Они почти не двигались, наслаждаясь необычайным единением и только в конце, когда она впилась в его губы, яростно бросились навстречу друг другу, выплескивая накопившееся одиночество и тоску…
