— Чтобы напомнить тебе.
— О чем?
Нет ответа.
— О чем?
Нет ответа.
— Для порождения моей больной фантазии ты слишком молчалив и неприветлив, — сказал я. — Я вот сейчас возьму и умру всем назло, и тогда тебя тут вообще не будет.
— Ты оперируешь ложными понятиями.
— Что такого ложного в понятии смерти?
— Ты забыл.
— Я ничего не забываю!
— Это всего лишь вопрос выбора.
— Ты мне не нравишься, — решил я. — Я хочу, чтобы ты ушел.
Молчание.
— Почему ты не ушел?
— Я уйду, только если ты этого захочешь.
— И почему ж ты до сих пор здесь?
— Потому что ты боишься остаться один.
— Это глупо, — сказал я. — Никогда не предполагал, что мое подсознание будет разговаривать со мной такими штампами.
— Любопытно, а что бы ты хотел от меня услышать?
— Кто я?
— Ты — это ты.
— Свежий ответ, — сказал я. — И, главное, очень информативный.
— Ты можешь получить все ответы и уйти туда, где вопросы не имеют значения.
— Это умереть, что ли?
— Давай для краткости назовем это так.
— Мне не очень хочется умирать.
— Ты выбираешь сам.
— Да, учитывая, что мое тело сейчас загибается от недостатка кислорода под полутора тоннами неподвижного металла, это звучит очень убедительно.
— Это все еще вопрос выбора.
— А я все еще не понимаю, о каком выборе идет речь.
— Ты можешь остаться собой. Или стать мною.
— То есть большим, светящимся и несущим бред?
— Похоже, что ты пока не готов выбирать.
— Тупой психоделический бред, — сказал я. — Мне даже стыдно, что перед смертью я вижу такие картинки. Надеюсь, в загробной жизни меня ждут обворожительные гурии, пение райских птиц и свежий шербет. Впрочем, если будут гурии, то на двух других пунктах я не настаиваю.
— Ты не мусульманин.
— То есть такого шикарного рая мне не светит?
— Я знаю об этом только то, что знаешь ты. А ты не веришь в рай.
— Зато я верю в гурий.
— Тебе страшно.
— Ну я вроде как умираю, так что это нормально.
— Ты не умираешь.
— Забавно, — сказал я. — Пару секунд назад ты утверждал, что знаешь только то, что знаю я. А теперь выкатываешь мне нечто, в чем я не убежден.
— Ты думаешь, что до сих пор находишься на Тайге-ре-5, а это ошибка. Азим успел вовремя, и сейчас ты лежишь в медицинском отсеке на борту «Ястреба», а корабль летит к Сципиону-3. У вас все получилось.
— И я это знаю?
— Да, если это знаю я.
— Насколько у меня все плохо?
— Ничего необратимого.
— Тогда какого черта ты твердишь мне о выборе между жизнью и смертью?
— А это такой глобальный выбор, не зависящий от твоего теперешнего положения.
— Но прямо сейчас смерть мне не грозит?
— Нет.
— Тогда пошел вон, — сказал я. — Ты меня достал.
— Как скажешь.
Гигантский светящийся смайлик подмигнул мне на прощание, свернулся в точку и исчез, как исчезает изображение в телевизоре, у которого выключили сначала горизонтальную, а потом и вертикальную развертку.
— Вот же фигня, — сказал я и пришел в сознание.
Сципион-3 был провинциальным миром, проживание на котором не отличалось повышенной комфортностью, однако после Кридона, Пекла и Тайгера-5 он показался мне чуть ли не раем под звездами.
Космодром Сцилла находился на большом острове в экваториальной зоне планеты, и там, где кончался бетон летного поля, начинались пальмы, солнце и белый песок. Мы с Азимом арендовали небольшое бунгало в поселке недалеко от космодрома и уже третий день наслаждались жизнью и прекрасным видом на пляж и три сторожевых корабля на рейде. Обычных корабля, не космических.
Ничего не происходило.
Я наслаждался передышкой, пил местное слабоалкогольное пиво, валялся на пляже, купался в теплой водичке и всячески праздновал свое второе рождение, зато Азим с каждым часом становился все мрачнее и мрачнее.
Люди Визерса до сих пор не вышли на связь, несмотря на то что мы четко выполнили свою часть договора. Добыли криокамеру с телом Киры, подсоединили ее к энергетической системе корабля, совершили посадку на заранее оговоренном космодроме, уложившись в заранее оговоренные сроки, но никто и не подумал связаться с нами и забрать ценный груз, ради которого мы рисковали своими жизнями и убивали людей.
Я считал, что это просто какая-то накладка, Азим же видел в ней катастрофу.
— Через семь дней истечет срок аренды нашего места на космодроме, — сообщил он вечером третьего дня. Мы сидели на открытой веранде, подставив тела легкому ветерку, дувшему со стороны моря, и наблюдали за маневрами малотоннажного транспортного судна, заходившего на посадку. — Надо будет либо заплатить еще за десять дней вперед, либо убираться отсюда к шайтану на рога.
— Семь дней — это же целая неделя, — сказал я. — Я уверен, что за неделю в ситуацию будет внесена ясность.
— Допустим, Визерс переоценил свои способности и проиграл схватку с Корбеном, — сказал Азим. — Или же его отвлекло что-то более важное, и он забыл оставить инструкции на наш счет. Что мы будем делать дальше, если никто с нами так и не свяжется?
— Подождем еще десять дней.
— А потом? Аренда стояночного места стоит дорого, мы не можем высиживать здесь месяцами.
— У тебя есть какие-то предложения?
— Для начала я предложил бы тебе не расслабляться, — сказал Азим. — Я понимаю, что у тебя период эйфории, связанный с тем, что тебе удалось остаться в живых, но это ненадолго, и мы еще не решили ни одну из наших проблем.
— Одну решили.
— Взамен приобретя ворох других. У нас на борту криокамера, внутри которой находится человек.
— По документам это просто ценный биологический материал.
— Для того чтобы вывести человека из криозаморозки, необходимо сложное медицинское оборудование, которого у нас нет. Вне зависимости от состояния пациента, это очень дорогостоящая процедура, оплатить которую из своего кармана мы не сможем. Что нам делать, если Визерс так и не даст о себе знать?
— В таком режиме камера может находиться годами.
— Она потребляет уйму энергии, — сказал Азим. — Пока она в рабочем режиме, мы не можем использовать «Ястреб» на все сто процентов.
— И что ты предлагаешь? Отключить камеру, а содержимое выбросить в море?
— Или в вакуум. Я не предлагаю действовать прямо сейчас, но хочу, чтобы ты помнил и о таком варианте.
— Если даже Визерс проиграл свою схватку, то нам все равно придется иметь дело с СБА, — сказал я. — И эта камера пока является нашим главным козырем. Если не единственным.