«Я даже не знаю, сколько человек убила за всю свою жизнь. Я их не считала. И это меня совершенно не волновало — до сегодняшнего дня».
Берни перестала пытаться понять почему — это было не чувство вины, не жалость, нет, все было не так просто — и подумала, что в ней, наверное, говорит какой-то первобытный инстинкт. Она способствует исчезновению людей с планеты, хотя эти люди — отбросы, худшие представители своего вида.
— Эй, смотри — дорога, — произнесла она. Они вышли из леса и оказались на склоне над главной дорогой, ведущей в Пелруан. Мак поднял на нее взгляд, выражавший доверие и преданность. — Ты превосходный проводник. Кто у нас умный мальчик? Да, ты. Пошли. Будем обедать.
Она двинулась дальше, стараясь держаться в кустарнике, и услышала далекий гул «Ворона». Время от времени она поднимала голову, чтобы понять, куда направляется вертолет, но, когда тот подлетел ближе, стало понятно, что вертушка обыскивает местность. В наушнике щелкнуло.
— Эй, Матаки, вы где? — Это была Гилл Геттнер. — Я приблизительно вас засекла по передатчику, но давайте уже вылезайте из этих чертовых кустов, чтобы я вас видела.
«Вот это сюрприз!»
— Вас поняла, майор.
Берни не ожидала, что за ней прилетят. Она осторожно вышла на открытое место и, упав на одно колено, принялась ждать — просто на случай, если какая-нибудь сволочь тоже заметит ее и захочет отомстить напоследок. «Ворон» приблизился, и в лицо ей полетела туча пыли. Из дверей ей махал Нат Барбер.
— Хотите подбросить меня домой? — Берни, пригнув голову, побежала к вертолету. Мак, не привыкший к виду вращающихся лопастей, машинным запахам и жуткому шуму, полз следом. — Какой благовоспитанный молодой человек!
— Вот черт, Берни, ну у тебя и арсенал! Кто-то, похоже, тебя здорово разозлил.
Берни подхватила оцепеневшего Мака и запихнула его в дверцу.
— Ага, уровень эстрогенов упал до нуля. Давай помоги мне сбросить это все. Вот патроны пришлось припрятать.
— А золотые зубы ты у них не выдрала?
— Черт, я так и знала — что-нибудь да забуду! — Она пристегнулась, прицепила ошейник Мака к ремню безопасности и посадила собаку между колен. — Так что привело вас в эти края в разгар топливного кризиса? — В мозгу у нее промелькнула неприятная мысль. — Хоффман прислал?
— Нет. Феникс потребовал, чтобы мы притащили тебя на базу после того, как отвезем Ане продукты и боеприпасы. — Барбер всегда был честным, открытым парнем. — Он велел передать тебе, чтобы ты приберегла патроны для светляков.
— Для блесток, — поправила Геттнер. «Ворон» поднялся и сделал вираж; Мак заскребся когтями по полу в поисках опоры. — Предпочитаю называть их блестками. И не позволяйте этому псу испражняться в моей птичке.
Геттнер и Барбер обычно составляли язвительный дуэт, но сегодня они с трудом выдавливали из себя шуточки. Берни подумала, что на буровой им пришлось действительно несладко.
— Поздно, — произнесла она.
— Что, уже нагадил?
— Нет, поздно — насчет того, чтобы поберечь патроны.
Возможно, поздно было уже для очень многих вещей, но Берни могла сосредоточиться только на предстоявших двадцати шести часах. Все, что было дальше, казалось ей наградой за стойкость.
Здание Адмиралтейства, военно-морская база Вектес
Хоффману уже приходилось видеть, как Прескотт ведет себя во время конца света, причем дважды.
Этот человек не терял спокойствия, когда «Молот Зари» испепелял планету, и даже глазом не моргнул, пока Хасинто скрывался под водой. Хоффману стало интересно, что же могло бы заставить пот выступить на этом благородном лице.
Он не понимал — то ли Прескотт знает слишком мало и поэтому не боится, то ли ему известно нечто такое, чего не знает никто другой, то ли, наконец, у него атрофированы железы, вырабатывающие адреналин. Но так или иначе, Председатель сидел за длинным столом в своем «офисе» с таким видом, словно собирался открыть очередное заседание, посвященное борьбе с чрезвычайными ситуациями, — из тех, что проводил в Хасинто каждую неделю, чтобы понять, насколько глубоко они увязли в дерьме.
Треску, который был определенно не из нервных, казался гораздо более взволнованным, чем когда-либо выглядел Прескотт. Хоффман чувствовал, что ему нравится этот парень тем, что он был готов засучить рукава и взяться за грязную работу. Сегодня он вышибает мозги пленному, завтра летит практически на верную смерть спасать людей с буровой платформы. По-видимому, единственным, что могло его испугать, были жертвы среди его людей. Горасная, гордая нация, существовавшая тысячу лет, превратилась в вымирающую деревню. Хоффман понял, что для гораснийцев это было не просто унизительно, это было предчувствие смерти, полного исчезновения — то же предчувствие, которое одолевало сейчас все человечество.
«Я знаю, каково это, Треску. Ты просыпаешься весь в поту, потому что боишься провалить все, боишься, что род человеческий исчезнет с лица земли, когда именно ты за него отвечаешь. А теперь давай гадай, способен ли Прескотт рискнуть своей задницей ради нас».
— Потеря источника топлива — серьезный удар, — сказал Прескотт. — Это я признаю. Но мы сможем с этим справиться. Как вы считаете, сколько времени потребуется на восстановление буровой?
Лицо Треску было покрыто царапинами, как будто в него попали шрапнелью. Он держал под столом обожженную руку и, возможно, думал, что Хоффман этого не замечает.
— Вы собираетесь восстанавливать ее до того, как мы справимся со Светящимися, или после? — негромко спросил он.
— Давайте не будем пока это обсуждать.
— Понятия не имею, насколько сильно повреждены устья скважин. Нам потребуются водолазы со специальным оборудованием или глубоководный бот с дистанционным управлением. После того как мы оценим ущерб, нам понадобятся самые современные технологии для восстановления платформы. — Треску наклонился вперед, оперся о стол одной рукой, стараясь не показывать вторую, поврежденную. Голос его внезапно стал жестким. — На тот случай, если это ускользнуло от вашего внимания, господин Председатель, на Сэре больше нет ни первого, ни второго. Поэтому, по моим оценкам, мы находимся в глубокой-преглубокой заднице.
В этот момент Хоффман принял решение. Он никогда не думал, что окажется способен на такое.
«Я просто не могу больше быть хорошим верным солдатам и повиноваться Председателю. Не могу так больше. Нам нужен план на тот случай, если все окончательно полетит ко всем чертям».
