— Не знаю, — прошептал он с такой безнадежностью, с какой никогда не смотрел на самые трудные уравнения квантовой механики.
— Йенс, насколько я понимаю, ты уже провел здесь некоторое время, — сказала Барбара. Она подождала, пока он кивнет в ответ, а потом спросила: — Тут есть какое-нибудь место, где мы с тобой могли бы спокойно поговорить?
— Да. — Он показал на Научный центр. — У меня кабинет на третьем этаже.
— Хорошо, идем. — Йенсу отчаянно захотелось, чтобы она ушла с ним, не оглядываясь, но Барбара повернулась к Сэму Иджеру и сказала: — Увидимся позже.
Иджер обрадовался тому, что она ушла с Йенсом не меньше, чем тот взгляду, который она бросила на капрала. Однако Сэм пожал плечами — а что еще он мог сделать?
— Хорошо, милая, — ответил он. — Скорее всего, ты найдешь меня рядом с ящерами.
Сэм Иджер зашагал вслед за фургоном, в котором они приехали.
— Идем, — позвал Йенс Барбару
Она пошла рядом с ним, привычно поспевая за его широким шагом. Но теперь, глядя на ее ноги, он думал только об одном — как они переплетены в постели с ногами Сэма Иджера. Эта сцена бесконечно прокручивалась в его мозгу, яркая, словно на цветной пленке — и приносила мучительную боль.
По дороге в Научный центр и, поднимаясь вверх по лестнице, они почти не разговаривали. Йенс уселся за свой заваленный бумагами стол, указал Барбаре на стул. И тут же понял, что этого делать не следовало. Появилось ощущение, будто он участвует в деловой конференции с коллегами, а не обсуждает с женой, как они будут жить дальше. Но если он встанет из-за стола, обойдет его и устроится где-нибудь рядом, он будет выглядеть глупо, и потому Ларсен решил оставить все, как есть.
— Ну, и как все произошло? — спросил он.
Барбара изучала свои руки. Волосы упали на лицо, струились по плечам. Из-за новой прически — Йенс не привык к прямым длинным волосам — она казалась чужой. Да, многое изменилось.
— Я думала, ты погиб, — тихо ответила она. — Ты уехал на другой конец страны, не написал ни строчки, не прислал ни одной телеграммы, даже не позвонил. Правда, все не слишком хорошо работает… Я долго не верила, но, в конце концов… что я должна была думать, Йенс?
— Мне не позволили с тобой связаться. — Голос Ларсена дрожал от ярости, ему удавалось держать себя в руках только огромным усилием воли. — Сначала генерал Паттон не разрешил послать в Чикаго письмо, потому что он боялся за свое наступление на ящеров. Потом мне объяснили, что мы должны сделать все возможное, чтобы не привлекать внимание к Металлургической лаборатории, в которой я работал. Мне их доводы казались разумными. Если у нас не будет собственной атомной бомбы, нам конец. Но, Господи…
— Я понимаю, — проговорила Барбара, которая по-прежнему не поднимала на него глаз.
— А что Иджер? — потребовал он ответа.
В его голосе появилась злость. Еще одна ошибка: Барбара подняла голову и сердито на него посмотрела. Если он собирается поливать грязью «мерзавца», она будет его защищать.
«А почему она не должна его защищать?» — спросил самого себя Ларсен.
Если бы она его не любила, она бы никогда не вышла за него замуж (Господи!) и не позволила бы ему сделать себе ребенка (Господи, о Господи!).
— После того, как ты… уехал, я устроилась на работу — в университет, машинисткой у профессора психологии, — сказала Барбара. — Он занимался пленными ящерами, пытался понять, как они устроены. Сэм часто приводил их к профессору в кабинет. Он участвовал в их поимке и теперь выполняет обязанности… ну, что-то вроде надзирателя или охранника, так, наверное. Сэм очень хорошо с ними обращается и ладит.
— И вы подружились, — сказал Йенс.
— И мы подружились, — не стала спорить Барбара.
— А как получилось, что вы стали… больше, чем просто друзья? — Ларсену с огромным трудом удалось заставить себя говорить спокойно.
Барбара снова опустила глаза на свои руки.
— Самолет ящеров обстрелял корабль, на котором мы плыли из Чикаго. — Барбара вздохнула. — Погиб один моряк — ужасно погиб — прямо у нас на глазах. Я думаю, мы были так счастливы, что остались живы, и… одно повело к другому…
Йенс с трудом кивнул. Да, такое случается.
Только почему же со мной, Господи?
Словно приняв решение окончательно себя добить, он спросил:
— А когда вы поженились?
— Меньше трех недель назад, в Вайоминге, — ответила Барбара. — Я хотела убедиться в том, что действительно хочу стать его женой. Я поняла, что жду ребенка, когда мы приехали в Форт-Коллинз. — Барбара поморщилась. — Верховой привез твое письмо на следующий день утром.
— Боже праведный! — застонал Йенс.
— Что? — озабоченно спросила Барбара.
— Теперь уже ничего, — сказал он, хотя ему отчаянно захотелось вонзить нож в самое сердце полковника Хэксома.
Если бы пустоголовый, безмозглый вояка, помешанный на мерах безопасности, позволил ему написать письмо сразу как только он его попросил, все сложилось бы иначе.
Да, у Барбары с Иджером, конечно, был роман, но Йенс бы с этим справился. Она думала, что он умер. И Иджер тоже. Иначе Барбара ни за что не вышла бы за него замуж и не согласилась бы иметь ребенка. И им не пришлось бы решать неразрешимые проблемы.
Йенс задал себе новый и очень трудный вопрос: как сложатся их отношения, если Барбара откажется от Иджера и решит вернуться к нему навсегда? Как он отнесется к рождению чужого ребенка и как станет его воспитывать? Он отлично понимал, что в такой ситуации ему будет совсем не просто.
Йенс и Барбара почти одновременно вздохнули. Она улыбнулась. Лицо Йенса ничего не выражало.
— Вы спали друг с другом после того, как ты про меня узнала? — спросил Йенс.
— Ты имеешь в виду, в одной постели? — спросила она. — Конечно, мы проделали весь путь от Великих равнин вместе… а по ночам очень холодно.
Несмотря на то, что Йенс привык иметь дело с абстракциями, он прекрасно умел слушать людей и понимал, когда ему давали уклончивый ответ.
— Я не это имел в виду, — сказал он.
— Ты действительно хочешь знать? — Барбара с вызовом вздернула подбородок. Она всегда злилась, если на нее давили. Йенс боялся, что так случится, и не ошибся. Прежде чем он успел ответить на ее риторический вопрос, она продолжала: — Позавчера ночью. И что дальше?
Йенс не имел ни малейшего понятия, что дальше. Все, чего он с таким нетерпением ждал — все, кроме работы — рассыпалось в прах… за каких-то полчаса. Он не знал, хочет ли собрать осколки и попытаться их склеить. Но если он не станет этого делать, что ему останется? Ответ был мучительно очевиден — ничего.
