– А костюмчик? – подозрительно глядя на «амазонку», голосом, полным недоверия, спросил Балаган.
– Трофей.
О том, что Инга отмачивает номера не хуже настоящих паломниц, Бур решил пока умолчать. Дима расслабился, но на Ингу продолжал коситься с подозрением.
– Давайте осмотрю вашу ногу, – предложила Карина.
Присев, она ловко извлекла из разгрузки нож и вспорола штанину, не дожидаясь разрешения. Осмотрев рану, она скривилась:
– Запустили жутко, гноится, может начаться сепсис. Инга, принеси мне мой рюкзак.
Девушка забралась в БТР и притащила требуемое. Как-то незаметно к Карине перешли обязанности полевого врача. Она где-то нарыла местную медицинскую энциклопедию и теперь старательно ее изучала. Во всяком случае, повязки она накладывала очень грамотно.
– Вы свободны? – полюбопытствовал Балаган. – Поскольку я уверен, что вон та рыжая, – он снова покосился на сидевшую чуть в стороне Ингу, – спутница Всеволода. Он всегда был неравнодушен к барышням с подобным цветом волос, и в жизни не поверю, чтобы Бур упустил такую.
– Я с ним, – мотнув головой в сторону Игоря, сидящего на броне, коротко бросила Карина.
– Понял, не дурак.
– Вот и хорошо, что разобрались, – подсев к ним, сказал Всеволод. – Димка, теперь слушай внимательно: командир здесь я, мои приказы не обсуждаются, а выполняются. Ты прав, Инга со мной. Никаких подкатов и разлада в коллективе, мы команда, если что-то не устраивает, лучше уйди сразу. Поскольку у нас все равны, никаких привилегий тебе, как старому другу, не будет.
– Вот теперь узнаю своего командира Всеволода Буракова. Все верно, старлей. Я в команде. Если бы ты пришел ко мне в отряд, я бы, наверное, сказал то же самое.
– Рад, что мы поняли друг друга. Так где это тебя измочалило?
– Вчера, во время песчаной бури, налетели на «зеленых». Бронетранспортер и багги, мы их первые заметили, но там такая каша была, что просто вилы. Да и было нас всего шестеро – пять мужиков и тетка лет пятидесяти. Короче, ушел только я.
Не смотрите на меня так, – перехватив взгляд Спасского, огрызнулся Дима. – Они все погибли, и я не спасал свою шкуру ценой их жизни.
Всеволод положил руку на плечо приятеля:
– Не беспокойся, я тебе верю. Не в твоих правилах бежать, прикрывшись чужими спинами, скорее сам на амбразуру полезешь. Помню, как ты с «кошкой» ползал, ребят вытаскивать, которых снайпер перещелкал. Профессор, Балаган не тот человек, чтобы покупать день жизни за счет других.
Спасский поднял руки в защитном жесте:
– Простите, просто шальная мысль.
Пока Карина промывала обеззараживающим раствором рану и накладывала повязку, Балаган скрипел зубами, но молчал.
– Думаю, все наладится, – поднявшись, произнесла она. – Вырвало кусок мяса, повредило мышцы, но заживет. Правда, будет не очень красиво.
– Не берите в голову, – отмахнулся Дмитрий, – хуже этого не будет.
Он стянул замызганную рваную ветровку и продемонстрировал всем спину, на которой красовался огромный уродливый шрам от ожога.
– Кстати, это Бур меня тогда потушил, в наш БТР «тандемкой» попали, а потом еще и зажигательным добавили. Меня контузило и с брони сбросило, так бы и сгорел, если бы Сева на меня кусок брезента не швырнул. Я его должник.
– Ничего ты мне, Балаган, не должен, – отмахнулся Бур, – давай двигай мыться, потом поговорим. Тут воды немеряно, родник в лесу, и даже ванна уцелела, сейчас нагреем ее и отмоем тебя, а то и впрямь – несет как от помойки.
– От тебя так же несло, когда мы с тобой в последний раз беседы вели, – парировал Балаганов.
Всеволод скривился. Вспоминать те времена было неприятно.
Мужчины быстро натаскали целую ванну воды, после чего разожгли костер прямо под ней, благо та была стальной. Через десять минут из домика, где она стояла, раздалось довольное фырканье. Карина забралась в кузов «Самсона» и быстро нашла мыло, мочалку и даже выделила пару пакетиков шампуня. Через двадцать минут к костру приковылял Балаган, чистый, свежий, в новом камке местного производства.
– Где это вы так прибарахлились? – поинтересовался он, бросив взгляд в кузов, заставленный ящиками, бочками и коробками.
– Об этом после, – отрезал Всеволод, – давай рассказывай, как оказался здесь.
– Э-э, давай уточним, где это – здесь? Если у этого костра, то – ты меня привел. А если в этом мире, то – понятия не имею. А если ты про пустыню, то я уже все рассказал.
– Хватит здесь балаган устраивать, – скаламбурил Бур, – докладывай.
– Короче, очнулся я в руинах собственной квартиры недели три назад, может чуть больше, со счету сбился. Город сильно изменился, я сначала и не понял, где нахожусь. Какой-то памятник полководцу… потом потоп начался, повезло, что высоко оказался. Сосед мой, пенсионер парализованный, захлебнулся прямо в своей кровати.
– И вы ему не помогли? – встряла Инга.
– Скажем так, я вспомнил о нем слишком поздно, да и жил он на три этажа ниже, лестница обвалилась, хрен спустишься. Всех не спасешь, я только успел соседку из-под обломков выковырять.
Всеволод жестом попросил всех не мешать.
– А когда потоп схлынул, все вокруг здорово тряхнуло, меня приложило куском стены. Едва очнулся, сразу понял: от судьбы не уйдешь, ту соседку, что я из завала достал, перекрытием раздавило. От квартиры моей ничего не осталось, хорошо, пистолет в наплечной кобуре был. Спустился на улицу, а там хаос, в домах под завалами тысячи людей. Я вытащил пятерых, потом откопали еще нескольких, потихоньку подходили люди, так нас собралось человек восемьдесят. Сидим, ждем спасателей, ни черта не понимаем. Так прошли сутки. Город чужой, машины чужие, иногда слышались выстрелы. Потом появились «зеленые», мы даже не поняли, кто они такие. Их было человек десять, и с ними бритые какие-то, по поведению – овощи полные.
– Встречали мы таких, – не удержался Игорь, – они называют себя инквизиторами.
Балаган кивнул.
– Это мы узнали позже. Поначалу я их за натовцев принял, тараторят по-английски, ни хрена не понятно. Окружили они нас, наставили стволы. Кто-то, знающий язык, перевел: мол, те требуют, чтобы мы встали и шли за ними. Типа нас там накормят и помогут. Ну это стадо и поднялось. Я же решил, что валить надо, пока под штатовский сапог не угодил, подумал, что война началась. Вытащил пистолет, пристроился к самому краю колонны. Когда появилась возможность, выстрелил прямо в морду «зеленому». Пока те чухались, схватил его автомат и прыгнул в завал. Несколько дней партизанил, завалил еще троих, пара мужиков ко мне прибились, один кое-как на инглише балакал. Взяли мы «языка», допросили по всем правилам, особо не церемонились. Крепкий орешек оказался. Тут все и вскрылось – никакие они не штатовские коммандос, про НАТО не слышали, ну и далее по списку. Короче, пока мы в себя приходили от его признаний, накрыли нас. По следам своего дозора выслали отряд, окружили, с полчаса мы отбивались. Потом мужики погибли, им пару гранат в окно зашвырнули, да и не бойцы были, так, парочка охотников с дробовиками. Я продержался чуть дольше, хотел застрелиться, чтобы этим гадам в руки не попасть, поскольку перспектива была самая поганая. Но эти уроды привели с собой какого-то юнца в белом балахоне, я в него весь магазин метров с десяти, а ему хоть бы хны. Подошел в упор, пока я магазин менял, и тихо так, ласково, сказал: «Спи». И все, аллес капут. Ничего дальше не помню. Просыпаюсь и вижу: сижу с голой жопой в каком-то загоне, в компании с еще пятью сотнями таких же бедолаг. И охраняли нас не по-детски – восемь вышек, снайперы, минное заграждение вокруг. В общем – попал.
