— Имей хоть немного терпения. Полежим, отмокнем, куда нам торопиться?
Боль быстро растворялась в горячей воде. Скорее всего, Седрик никогда еще не лежал в вихревой ванне и даже не догадывался о ее расслабляющем действии.
Через некоторое время Элия перестала отталкивать его руки, и Седрик начал проявлять настойчивость.
— А как же мы это сделаем, — встревоженно прошептал он. — Я же тебя утоплю!
— А вот так! — Элия села ему на колени. — Сегодня за рулем буду я.
Никогда еще прежде не проявляла она такой агрессивности в любви; было видно, что для Седрика это тоже внове. Элия испытывала странное упоение своей властью, своей способностью почти мгновенно превратить такого большого, сильного мужчину в хрипло дышащее, спазматически вздрагивающее желе. Она работала дико, неистово, ни на секунду не останавливаясь, пока выжатый, обессиленный Седрик не взмолился о пощаде.
Тесно прижавшись друг к другу, они блаженствовали в неспешно вращающейся воде; вскоре глаза Седрика начали слипаться. Элия сказала ему: “Вытирайся и ложись, я скоро приду”, — но торопиться не стала; когда она вошла в комнату, Седрик уже крепко спал.
Вот как все просто.
Она тоже легла и некоторое время разглядывала потрясающе невинное лицо, распухший нос, тусклую бронзу рассыпанных по подушке волос, а затем велела свету потухнуть и попыталась уснуть.
Но сон не шел, в голове безостановочно вращались мысли. Как вода в ванной. Хитрая ты, исхитрилась отделаться От парня полегче. Вроде бы у героя нет никаких оснований жаловаться, что не получил от прекрасной девы положенного вознаграждения, однако Элия отлично понимала, что Седрик рассчитывал на большее. Намерения у мальчонки самые лучшие, но какой же он еще неуклюжий, неопытный, да и напора можно бы чуть поменьше. При теперешнем состоянии Элии он неизбежно причинил бы ей боль еще худшую, чем вчера.
И все же она с трудом подавляла желание разбудить Седрика, и пусть делает все, что ему заблагорассудится. Мысль эту нашептывала Элии ее совесть, а никак не интуиция — буддхи утратило уже всякий интерес к Седрику Хаббарду. Какая теперь разница, длинный он или нет, цепкий или не цепкий — вокруг бродит уйма интересных мужчин.
Она ощущала вину — ведь надо же быть такой подлой, эгоистичной, хитроумной стервой. А еще она ощущала не до конца удовлетворенное желание.
А еще — уже в чисто рациональном смысле — она раздумывала: неужели я буду такой дурой, что упущу этого парня?
Кейнсвилл/Нил, 9 апреля
— С добрым утром, миледи, — тошнотворно бодреньким голосом пропел Абель Бейкер. — Хотелось бы сказать, что вы сегодня просто загляденье, но для этого пришлось бы заглянуть к вам в спальню, а разве может джентльмен позволить себе подобное неприличие? Впрочем, я и так в этом уверен.
Взглянув на наглую, бесстыжую физиономию, Элия похвалила себя, что не забыла с вечера перевести коммуникатор в режим односторонней зрительной связи. Лежащий рядом Седрик негромко застонал и натянул одеяло на голову.
— Сколько же это времени?
Элия потянулась и протерла глаза кулаками. Господи, ну что же это за мука такая, ведь каждая косточка ноет.
— Без скольких-то минут шесть. Ваши подозрения насчет Ориноко вполне подтвердились, вот мы и решили не будить порядочную девушку без крайней к тому необходимости. Лабораторные исследования выявили на этой планетке какую-то кошмарную гадость. У всех мышей появились злокачественные опухоли, Грант объявил полное эмбарго.
К приезду Элии в Кейнсвилл Ориноко был уже обследован долговременной экспедицией и получил первый класс — с вопросительным, до окончательного подтверждения, знаком. Значит, ее интуиция имеет глубину по крайней мере в несколько дней — только этого же очень мало. А вдруг пройдет год, десять лет — и у всех людей, переселившихся на Тибр, появятся опухоли?
Встать, откинуть одеяло она не решалась — слишком уж нахально поблескивали глаза Бейкера, слишком уж мало они напоминали застывшие, остекленевшие глаза человека, стоящего перед пустым экраном. Слишком уж много в кейнсвиллской Системе хитрых лазеек, позволяющих — обладая соответствующим мастер-кодом — обойти любой запрет.
— Так что весь сегодняшний день, — продолжал балабонить Абель, — в полном вашем, Ваше Высокопревосходительство, распоряжении — в смысле, конечно же, что касается нас, оперативного отдела. Кинто и Аск будут завтра, а потом сядем рядком, поговорим ладком, решим насчет Тибра или, там, может, не Тибра. Я бы ни в жизнь не посмел бы потревожить вас в такое время, но только мы тут вроде засунули куда-то несколько метров заместителя директора, и я вот так подумал, а может, вы видели, где эти метры валяются — так, вдоль или на катушку намотанные.
Остряк-самоучка!
— Спросите у Системы.
— Увы, Ваше Высокопреосвященство, увы. Спрашивал я у нее, и безо всякого толку. Так что если он, часом, попадется вам под руку, или там под ногу, так вы скажите ему, что журналисты будут с минуты на минуту. Хорошая у вас комнатка.
Абель Бейкер растворился.
В то же самое мгновение спальню Элии огласил тоскливый, приглушенный одеялом стон.
— Боже милосердный, спаси и помилуй нас грешных!
— Ну вот, точно говорю, этого красавчика выгнали из детского сада за неуспеваемость.
Постанывая от боли, Седрик перекатился на спину.
— Ой, мама! Люди добрые, пожалейте несчастного калеку! Никогда мне больше не встать на ноги, никогда не прогуляться по зеленой травке.
А вот руки у несчастного калеки в полном порядке. Элия отодрала их от себя и поскребла щеку Седрика ногтем.
— Щетина, как на зубной щетке! А ведь тебя уже ждут.
— Садист проклятый! — завыл Седрик. — Я же ничего еще не кончил, я же только прилег на минутку отдохнуть!
— Облом.
— Неужели ты заставишь меня ждать до завтра?
— Воздержание укрепляет желание. Тибр будет завтра, чуть за полночь. Так что сегодня у него последний шанс.
***
Гардероб себе Седрик заказывал сам — и, конечно же, не удержался от потворства своим амбициям. Сбегав ненадолго в пустовавший всю ночь номер, он вернулся в джинсовом комбинезоне разведчика и повел Элию завтракать, гордый, как ребенок, получивший в подарок почти всамделишный космический корабль. Элия забеспокоилась было, что могут подумать о самозванце настоящие разведчики, но затем решила, что заместитель директора может плевать с высокой колокольни на всякие там думанья нижестоящих сотрудников Института. Никаких таких разведчиков в кафе не обнаружилось, зато многие посетители приветствовали Седрика дружелюбными кивками и улыбками; судя по всему, вчерашняя его битва с Пандорой Экклес получила одобрение общественности. Одобрение-то одобрение, но вот чтобы ни одного косого, завистливого взгляда… Что ни говори, а ведь Седрик — внук директорши, пролезший на самый верх через головы сотен достойных людей. И вот тебе пожалуйста, всеобщая любовь и уважение. А не может ли быть, что Агнес Хаббард на полном серьезе назначила его одним из своих заместителей? И что еще припасла для него судьба — нет, не судьба, а эта жуткая, сбрендившая вконец старуха?
