переводят на работу в Горький, условия отличные. Вопрос согласован с высокими инстанциями. Скоро придет запрос на перевод. Надо ехать. Подкрепил эту установку своей магией и обозначил смену места жительства как приоритетную цель для каждого из присутствующих. Народ завис… А еще переселенцам обещают подъемные в очень приличной сумме. Настолько приличной, что семья сможет позволить себе купить собственный дом и обзавестись хозяйством. Прониклись, особенно супруга. Дальше я сослался на большую занятость и откланялся, попросив Петра Трофимовича проводить меня. Тот взял папиросы и отправился со мной во двор. Там я вручил ему пухлый конверт с деньгами. Сумма в нем для обычной советской семьи была просто огромной. Кроме того, я оставил в его голове мысль, что без участия органов тут не обошлось, а поэтому распространяться лишний раз о деталях их переезда не стоит.
Попрощались, и я оставил Петра Трифоновича задумчиво курить во дворе, Макс прятался за деревьями. На парня было жалко смотреть – он видел своего отца, но даже просто подойти и поздороваться не мог. Снова успокоил его – все в порядке, все живы и здоровы, будут готовиться к переезду. Покидая свой двор, Максим постоянно оборачивался в сторону знакомого подъезда, возле которого виднелась фигура курящего человека…
Наиболее оптимальным маршрутом нашего дальнейшего движения был поезд на Смоленск, который проходил здесь под утро, в ожидании его коротали время на вокзале. Дремали по очереди. В зале ожидания работала группа карманников и просто «несунов» чемоданов. Их я увидел сразу. Один раз у нас проверили документы. Предъявили свои паспорта. Присмотрелся к милиционеру. Ничего особенного, обычная проверка документов. О группе воров на вверенной ему территории сержант милиции был прекрасно осведомлен, более того, он был у них на прикорме. «Лаврентия Палыча на тебя нет», – подумал я. Документы наши были в порядке, мент козырнул и отошел. Ожидали дальше.
В свой вагон зашли около четырех утра, обстановка в жестком купе была уже привычной, и мы решили, что будем досыпать. За утренним чаем выяснилось, что в поезде нет вагона-ресторана. Это направление считалось второстепенным, и пассажиры должны были заботиться о своем пропитании самостоятельно. Занялся этим лично на ближайшей крупной станции. Придирчиво осматривал продукты и сравнивал их заявленную свежесть с мыслями продавцов. Совпадало не всегда, однако голодными мы не остались.
До Смоленска добирались больше суток, этот состав никуда не торопился. Прибыли наконец. Отсюда до Витебска было около ста двадцати километров, но ближайший поезд туда нужно было ожидать только через сутки. Поэтому озаботились альтернативным видом транспорта. Такси в городе не наблюдалось, прочий автотранспорт был исключительно государственным и ехал по своим важным делам. Брать водителя под контроль и заставлять его везти нас в Витебск означало вызвать излишнюю тревогу и вопросы его начальства. Гужевые перевозки мы отмели из-за крайне низкой скорости передвижения. Оставалось ловить попутку. Автомобили по дороге на северо-запад проезжали нечасто. Машина, шедшая в нужном направлении, оказалась лишь седьмой по счету. Это был грузовик ЗИС-5, с кузовом, покрытым брезентом.
Водитель притормозил, увидев меня с поднятой рукой у обочины. И я тут же мысленно приказал остановиться совсем. В кабине он был один. После выяснения маршрута нашего следования у него появилось острое желание нас подвезти, хотя это и было запрещено. Мы расположились в кузове, внутри были какие-то ящики и мешки. Машина перевозила грузы с одного склада на другой. Нормально, доедем. До Витебска мы добирались четыре часа. Миркус жаловался на тряску. Водитель высадил нас на окраине. Я сунул ему червонец и заставил забыть о своих случайных попутчиках.
Отец Моисея Абрамовича работал сапожником, и дорогу к его мастерской Миркус помнил хорошо. Пока мы шли, я прислушивался к его мыслям: он торопился увидеть свою семью, это было главное. Также он был уверен, что сможет уговорить их на скорый переезд. Мастерская оказалась крохотной. Миркус вошел первым и поздоровался на идише. Я прошел следом. Макс остался снаружи.
Абрам Маркович смотрел заинтересованно, видя в госте соотечественника. Миркус присел и начал разговор за жизнь, упоминая в нем общих родственников. По его плану он хотел представиться дальним родственником, который приехал с интересным предложением. Я добавил к его словам доминанту доверия и расположения к собеседнику. После этого Абрам слушал очень внимательно. В это время дверь отворилась, и в каморку вошел мальчишка лет восьми с корзинкой в руках. Увидев его, Миркус восторженно замер. Это был маленький Моисей, который принес отцу обед. Он встретил себя! Но, кажется, этот мир не начал схлопываться и вселенской катастрофы тоже не случилось. Мальчик спокойно смотрел на нас, а я мысленно пошевелил Миркуса, выводя его из ступора. Разговор решено было продолжить дома.
Абрам закрыл мастерскую, и мы отправились к ним. Встреча с матерью вызвала у Моисея-старшего бурю внутренних эмоций, и мне пришлось гасить ее, успокаивая его чувства. Он поцеловал руку Юдифи Яковлевны и едва не прослезился. Дальше нас пригласили за стол. Угощение было скромным. Эта семья действительно жила совсем небогато. Об этом говорила вся внутренняя обстановка их маленького дома. Миркус быстро организовал Макса на поход в магазин, а в сопровождение ему отправили Моисея-младшего. Мысленно указал Максиму болтать поменьше. Затем начался серьезный разговор, в ходе которого я вызвал у родителей мастера непреодолимое желание покинуть эти места и переехать в прекрасный город на слиянии Оки и Волги. Да, и еврейская община там большая!
После этого Миркус выдал подъемные, из средств «общины», конечно. Для этих людей сумма была просто фантастической, и пришлось дополнительно внушать им, что ничего необычного не происходит. День закончился легким банкетом. Макс опустошил местный продмаг, и покушали мы отлично. Ночевать нас оставили в доме. Было тесновато, но искать жилье на ночь глядя не хотелось. Утром мы отправлялись в обратный путь…
Поздний вечер 26 августа 1939 года
Кремль. Кабинет Сталина
Коба сидел и задумчиво курил трубку за столом. Напротив него навытяжку стоял Берия. Вождь был не в настроении.
– Скажи мне, Лаврэнтий, ты знаешь, где у нас течет? Нэт. А почему кто-то знает о нашем секретном протоколе с немцами и пишет об этом за два дня до его подписания? И не только об этом! А ты понятия не имеешь, откуда у этого Вэстника такие сведения! Может, тэбе работу сменить надо? Сделаем тэбя министром водного транспорта, напримэр.
Берия похолодел. Он прекрасно помнил, что это значило для его предшественника.
– Докладывай по порядку, – распорядился Сталин, слегка уняв свое раздражение.
События развивались так. Двадцать четвертого августа в Горьковском УНКВД случилась внеплановая проверка. Проверяли следственную часть, оперативников, на предмет соблюдения законности. Под конец заглянули и в кадры. Там обнаружилась пропажа трех бланков служебных удостоверений. Майор Маркеев, начальник отдела, на вопрос о том, где подотчетные
