продолжайте, – сказал Ливий.
Монахи посмотрели на заместителя настоятеля, и тот кивнул им. Избиение продолжилось.
– Это есть тот самый послушник?
К Хогриффу подошел монах внушительного телосложения. Это был главный архат храма Эмм-Хо.
– Верно. Что скажешь?
– Силен. Сможет достигнуть Ахритовой рубашки за неделю, если все и дальше так пойдет.
Хогрифф кивнул, а главный архат ушел. У него было много работы.
Избиение закончилось через полчаса. На Ливии не было живого места. Последние пятнадцать минут его били другие монахи – первые отправились избивать друг друга, ведь им нужно было и самим тренироваться. На смену пришли те, которые с тренировкой уже закончили.
– Сможете продолжить? Дальше мы тренируем Ладонь Дзи-Ай, хотя вы и так хороши в этом, – сказал Хогрифф.
– Конечно смогу, – улыбнулся Ливий, пробуждая Венеру. Тренировка была очень болезненной даже для него, но монахи не оставили Волку никаких серьезных травм. Венера залатала повреждения всего за минуту.
«Я чувствую пользу. Тело быстро подстраивается под атаки врагов. Даже не думая ни о чем и совсем не защищаясь, я начинаю испытывать все меньше боли от атак. Это не потому, что я игнорирую боль, нет. Просто удары становятся для меня не такими болезненными», – думал Ливий.
Неделя не потребовалось. Уже через пять дней Ливий освоил Ахритовую рубашку.
Монахи били с прежней силой, но Волк почти не ощущал боли. Ярь уверенно защищала тело, концентрируясь сама. Иногда палка отскакивала от кожи так, будто монах бил не человека, а глыбу камня. Впрочем, Ливий уже давно стал куда прочнее любой скалы.
Монашеский кулак далеко не продвинулся. Дело было в том, что еще в самом начале Ливий освоил эту технику на «отлично». Сравнить было с кем: обычно послушник достигал такой техничности в Монашеском кулаке лет через десять-пятнадцать, а у некоторых на это уходило и все двадцать лет.
– Послушник Ливий, вам пора идти в следующий храм, – сказал Хогрифф.
Ливий кивнул. Он и сам уже понял, что освоил все техники. Не пришлось учить Мантру Сердца – ее Ливий и так знал. Да и Железную рубашку Волк освоил до конца: Ахритовый уровень монахи обычно постигают гораздо позже, не в храме Эмм-Хо.
Обучение любого послушника начинается в самом первом храме. Затем он переходит во второй, храм Акри. После него послушник попадает уже в храм Ммон.
Закончив обучение во всех трех храмах, монах может выбрать тот храм, в котором он хочет служить. Обычно после этого монах почти никогда не меняет храм, оставаясь в выбранном до конца жизни.
– Спасибо за все. Меня там возьмут на обучение?
– Я уже предупредил старших храма Акри.
Ливий вновь кивнул.
Забрав свои вещи, он выдвинулся в путь. Короткая жизнь в храме Эмм-Хо многое дала Ливию. Он стал иначе относиться к миру. Каждый монах совершает три главных молитвы – утреннюю, дневную и вечернюю. Утром монахи восхваляют мир, днем – молятся о неизменности, а вечером молятся о живых и мертвых.
Последняя молитва сильнее всего отозвалась в сердце Ливия. Ему действительно было о ком помолиться.
Сейчас Ливий не надевал маску из Анатомической глины. Не хотелось лишний раз светиться перед обычными людьми, поэтому путь от храма Эмм-Хо до храма Акри Ливий преодолел очень быстро – Шагами Предков. Перед обычными людьми Волк проносился, будто ураган, они не могли разглядеть его – на то и был расчет.
Паломники еще не подошли к воротам храма: Ливий обогнал их в двух километрах от Акри. На входе в храм Волк встретил лишь старого седого монаха, который стоял на коленях сбоку от ворот. В руках монах держал глиняную тарелку, а стоило Ливию подойти, как старик поднял тарелку повыше, призывая сделать подаяние.
«Милостыня? Здесь?», – удивился Волк и полез в рюкзак за деньгами.
Там было и серебро, и золото. Ливий бросил все монеты в тарелку, наполнив ее.
– Достойное подаяние, храни вас мир, – сказал старый монах. – Послушник Ливий?
– Верно, – поклонился Ливий.
– Можешь звать меня Акри.
«Настоятель храма?!», – удивился Ливий, но виду не подал. Или почти не подал – настоятель посмотрел Волку в лицо и сказал:
– Хотите что-то спросить, послушник?
– Честно говоря, да. Почему вы просите милостыню?
Настоятель храма неторопливо переложил монеты в небольшую холщевую сумку, а затем сказал:
– Тот, кто осознает суть бедности, достоин зваться монахом. Тот, кто осознанно пропускает бедность через себя, достоин зваться святым.
«Возможно, в этом что-то есть», – подумал Ливий.
Монахи идут по пути аскета. Они отказывают себе в излишествах, ограничивают себя и в еде, и в одежде, не говоря уже про развлечения. Но намеренно идти и просить милостыню?
– Вы не согласны, послушник? – спросил Акри.
– Частично. Разве вы пропускаете бедность через себя? На самом деле вам не нужно просить милостыню, в то время как для бедняка – это способ выжить.
– Храм тоже нужно содержать.
Ливий со скепсисом посмотрел на монаха, и Акри слегка улыбнулся.
– Мне не нужна милостыня. Но в нашем храме нет лишних денег. То, что дают мне люди, я отдаю тем, кто нуждается в этом больше, чем я. И все же вы правы, послушник Ливий. Богатый не поймет бедного, но он может попытаться это сделать. Пойдемте в храм.
Монахи за воротами поклонились настоятелю. Акри продолжил свою речь:
– Идущие не обращают внимания на обычных людей. Для них не существует само понятие бедности. Они не станут голодать. Если идущие не смотрят на обычных людей, то что говорить про бедняков? На них порой не смотрят и те, у кого нет яри, но есть монеты в кошельке. Что насчет вас?
– Я сирота. Детство провел в борделе, потом был бродягой. Отлично знаю, что такое бедность. Знаю, и что такое голод. Но идущие живут в другом мире.
– Вы помогали обычным людям?
– Только знакомым, – признался Ливий. – Но и не вредил никому без повода.
Старый монах вел Волка через весь храм к небольшой розовой беседке. Внутрь они вошли вдвоем, и остальные монахи, которые до этого следили за новым послушником, резко потеряли к нему интерес.
– Без повода, говорите? Какой повод достаточен для того, чтобы навредить? Вы уверены, что правы?
Ливий мотнул головой.
– Нет, не уверен. Я опираюсь на свою систему ценностей и поступаю
