Сначала подошли наши. Ха, я уже американцев своими считаю… А они меня считают? Да плевать, воюем вместе за одну цель, дружим вроде — и то хлеб… Главным разочарованием было то, что вернулись не все… Глядя безжалостным, стратегическим взглядом, я могу сказать: потери были приемлемы. Если так вообще можно сказать… У сержанта Спирса в роте двадцати человек не хватает и двух грузовиков, самоходчики же оставили на поле боя одну «Росомаху» и троих членов ее экипажа.
А вот рота, оставленная Огородниковым для прикрытия, вышла с ощутимой задержкой и очень серьезными потерями — из полутора сотен красноармейцев выбрались максимум сорок. От батареи ЗиСов осталось одно орудие. Сам капитан на своем бронеавтомобиле сгорел при отходе с позиций: немецкие гранатометчики подобрались слишком близко…
Форсированным маршем наша измученная, разросшаяся, но при этом не особенно усилившаяся группа шла на запад, в глубь оккупированной врагами территории Белоруссии. У нас есть четкая цель. Мы не просто убегаем куда глаза глядят из опасной зоны. Мы идем к цели!
Среди солдат батальона почившего капитана Огородникова оказались три милиционера из первого Бобруйского городского отделения НКВД. От них мы узнали, что месяц назад сотрудники их отдела и взвод солдат железнодорожных войск НКВД получили приказ: расконсервировать резервный армейский склад в пятнадцати километрах на запад от Мартыновки, а затем передать его в ведение службы снабжения 2-й бронетанковой дивизии генерал-майора Паттона. Хм… Паттон не стал «трехзвездным» генералом до войны? Интересно… Но это мысли, а суть дела иная. За Мартыновкой, глубоко в лесу есть безопасное место, подготовленное для выживания. Там боеприпасы, провизия, топливо, снаряжение. Должны быть! Вот туда и поедем! Договориться с принявшим на себя командование батальоном РККА старшим лейтенантом оказалось несложно, и мы отправились в путь…
Размышляя, я не заметил, как вырубился: организм в конечном счете сам решил за меня, где находится предел. Ранения, изматывающие сражения, думы… Все это, без сомнения, делает солдата сильнее. Прав был Ницше: «То, что не убивает нас, делает нас сильнее!» Но сила эта требует платы… Кровью и потом. А иногда жизнями. Жестоко так думать, но ведь если пуля убила того, кто стоял рядом, и не убила меня, она ведь чему-то да научит? Хотя бы пригибаться под обстрелом!.. Черный бред… И все же я сплю? Если да, то почему я думаю, а не вижу сны?.. Поспать бы спокойно, я еще не привык к войне… Интересно, почему мне снится боль?
— А-А-А! Ай-ай!! — Как больно! Вашу мать! Кто мне ногу режет?! Из легких вырывается крик. Не самое приятное пробуждение, скажу я вам.
— Держите его! Еще секунду…
— Ты же сделал укол, почему он очнулся?!
— Не знаю, наверное, нерв задет! Держите его крепко!
— Не тронь мою ногу! У-у-у-и-и!.. — Перед глазами все плывет. Кто-то тяжело навалился на мои плечи, я лежу лицом вниз, дышать не могу, ноги тоже крепко держат — черта с два тут дернешься. Но больно-то как!
— Все! Вот он! — Мне в тот же миг стало легче, боль в ноге осталась, он она не была такой сильной, как прежде. Что-то звонко тренькнуло, словно кусок металла в ведро бросили. — Еще укол. Дай антисептик… Рана чистая, зашиваем… — Кто-то еще говорит, но я почему-то не могу понять, о чем речь. Ой, какое счастье, что нога перестает болеть… О-о-ох…
Пробуждение было тяжелым — действительность встречала меня стонами и мольбами о помощи на русском и английском. Открыть глаза оказалось непосильно трудно, но очень надо. Я находился в большом помещении с тусклым электрическим освещением. Пахло сыростью и плесенью. Вокруг на всей площади помещения, на решетчатых койках и на ящиках, застеленных матрасами и кусками брезента, лежали раненые. Не меньше полусотни, а может быть, и больше. Между ними, шатаясь от усталости, бродили санитары с повязками на руках. В дальнем конце помещения у большой железной двери на ящиках лежали еще несколько медиков, они спали.
— Очнулись, сэр? Как себя чувствуете? Голова не кружится, ногу не дергает? — раздалось откуда-то со стороны. Над изголовьем появилась физиономия Стэнфорда. Когда речь заходит о здоровье пациента, по обыкновению витающий в облаках док преображается. Он становится серьезен, внимателен и даже общителен.
— Гораздо лучше, чем было. Нога болит, но не дергает.
— Это хорошо, сэр. Но вы проспали всего три часа, вам нужен отдых. Кстати, сэр. Возьмите. — Из протянутой руки медика я взял небольшой, миллиметра три-четыре, треугольный металлический осколочек. — Я вытащил его из вашего бедра. Он чудом не задел бедренную артерию и застрял, прижав нерв.
— Отдых… Сладкое слово. Успею еще… — Райфл кивнул и исчез из поля зрения. — Спасибо тебе, Стэн.
— Не за что, сэр, это моя работа. — В голосе парня прозвучала гордость и удовлетворение.
— Как капитан Дэвидсон? — Судьба командира сводной группы меня беспокоила не меньше своей собственной.
— С ним все нормально, в рамках этого определения по отношению к раненому, — хмыкнул собеседник.
— Mommy! Mommy! Please…[47] — застонал кто-то из раненых. К нему тут же подошел русский санитар.
— Стэн, Кинг ведь сейчас снаружи?
— Да, он сейчас старается организовать лагерь. Русские тоже этим занимаются. Второй лейтенант Оклэйд выступает в роли переводчика.
Опять Сэм действует за меня. Нехорошо это, нехорошо. Еще и Оклэйд всплыл. Ох, надо подключаться к труду. Хочется спать, но надо поработать, отдых потом.
— Помоги мне выйти наружу… И не спорь.
Прыгая на одной ноге, поддерживаемый доктором, я выбрался на улицу. Здание, в котором находился лазарет, оказалось подземным, то есть по факту очень хорошо замаскированным. Нам это на руку…
Лес встретил меня дождем и уставшими взглядами немногочисленных солдат, занимавшихся работой на поверхности. Русские и американцы трудились вместе — устанавливали большие палатки, натягивали меж деревьев маскировочную сеть, перегоняли машины и бронетехнику, готовили еду для всего лагеря. От запаха, исходившего с полевой кухни красноармейцев, у меня забурлило в животе… Кинг заметил меня издалека. Помощник точно знал, чего мне надо, и принес тарелку гречневой каши с мясом, кусок хлеба и чашку чая. Простая русская пища сейчас даже сержанту казалась амброзией, в чем он охотно признался перед докладом.
Я молча ел, сидя на старом ящике из-под снарядов, а Кинг рассказывал:
— Склад большой — несколько крупных капитальных подземных зданий, топливный склад, жилая зона для охраны и рабочих бригад. Мы тут всю нашу сводную группу без проблем разместим… Наверное, русские рассчитывали, что этот склад будет снабжать пару-тройку фронтовых дивизий. Боеприпасов и топлива на складе осталось не так уж и много, почти все, что завезли для снабжения 2-й бронетанковой, успели вывезти для ее же нужд. Территорию склада до нашего приезда охраняли неполный взвод пехотинцев из дивизии и русские окруженцы, среди которых есть женщины…