— А что? Можно попробовать! — согласился Алексей. — Только смотри, невзлюбят опричников!
«Насаждаете элементы „дедовщины“, сэр? А что делать? Хотя, правильнее, наверно, было бы назвать это „самовоспитанием по Дитеру Ноллю“[8], да и в современных армиях подобными методами отнюдь не пренебрегают, несмотря на устав».
Спящий пленник вдруг беспокойно зашевелился и попытался подтянуть колени к животу.
— О! Глядите-ка, водичка протекла! — безошибочно оценил ситуацию Стерв. — Сейчас либо проснется, либо обмочится.
«Клиент доходит, сэр Майкл, будьте готовы. Всегда готов!»
— Самое то, дядька Стерв! Чем нелепее и смешнее человек выглядит, тем слабее его воля к сопротивлению.
— Точно! — подтвердил Алексей. — Я и сам так… Гм…
— Ну, тогда ставьте его на ноги! — скомандовал Мишка, принимая дедову «боярскую позу» — ладонь упирается в колено, локоть отставлен в сторону.
Вздернутый с завалинки и поставленный перед Мишкой пленник, очумело закрутил головой и попытался вырваться.
— Уймись, зассыха! — прикрикнул на него Алексей, сопроводив окрик увесистой затрещиной.
— А? — впервые за все время, подал голос «язык».
— Ну вот, сокол ясный, все ты нашей боярыне и рассказал, что она знать хотела. — Елейным голосом поведал Мишка. — Теперь тебя и в кузню вести не придется — незачем. Ты ведь и сам не хочешь, чтобы тебя каленым железом жгли, да кости ломали? Ведь не хочешь же? А?
— Нет…
— Ну и не будем. Ты хоть понимаешь, что во владениях великой волхвы находишься?
— У… у колдуньи?
— Для кого колдунья, а для кого светлая боярыня Гредислава Всеславна. Она тебя усыпила, душу вынула и побеседовала с ней. А ты, пока без души был, словно дитя малое, ничего не понимал, вон, даже чуть не обделался.
— Как… душу?
— А вот так! Все, что надо вызнала и обратно душу в тело вернула. Все! Ты нам больше не нужен, можешь идти на все четыре стороны.
Это был самый рискованный момент — пленник мог оказаться просто туповатым и действительно куда-нибудь пойти, раз отпускают. Алексей глянул на Мишку с некоторым сомнением, а Стерв остался совершенно спокойным, он-то в возможностях Нинеи не сомневался.
Пленник бестолково потоптался на месте, то озираясь, то опуская глаза вниз и попросил:
— Боярин, мне бы по нужде…
— Потерпишь! — буркнул Алексей и, подыгрывая Мишке, добавил: — Сейчас до леса добежишь, там и делай, что захочешь.
Пленный, кажется не внял объяснению и продолжал просительно смотреть на Мишку, тот решил немного подтолкнуть его мыслительный процесс:
— Домой-то сам доберешься? Дорогу через болото найдешь? Боярыня, правда тебя не отпускала, но если что, вернет — сам обратно пришлепаешь.
Пленника, наконец-то прорвало:
— Боярин! Не губи! Пропаду, не выберусь! — «Язык» затравленно огляделся. — Нельзя мне назад, смерть лютая ждет!
«Ну вот, то „не выберусь“, то „нельзя назад“, и где здесь логика? Нету логики, значит, клиент дозрел».
— Тебя как зовут-то, чудо заболотное?
— Уездом кличут.
«Ничего себе кликуха! Еще бы районом назвали или автономным округом».
— А во Христе?
На ответ Мишка не надеялся, спросил, так — на всякий случай, но Уезд неожиданно ответил:
— Ионой крещен, только как же… у колд… у боярыни вашей, нельзя, наверно?
— А там можно было?
— И там нельзя. Нас, как привели, так сразу кресты поотнимали, требы класть велели отцу богов Сварогу.
— Привели? Откуда привели?
— Ой, боярин, не могу больше! Дозволь по нужде…
Мишка разрешающе кивнул, и Иона сиганул за угол недостроенного сруба, Стерв бдительно двинулся следом, а Алексей удовлетворенно констатировал:
— Все! Сломался! Начал говорить, теперь не остановится. Ты заметил, что он возвращаться боится?
— Заметил, только Нинею он не меньше боится, у него сейчас в голове настоящая каша, самое время допрашивать.
— Верно. А ты-то откуда… Ладно, я твоей матери обещал не выспрашивать, но… интересный ты парень, Михайла.
«Мать велела не выспрашивать? С чего бы это? А-а! Ей, наверно, Никифор поплакался, как его Нинея за излишнее любопытство „приласкала“. Ну и ладненько, мне же проблем меньше».
— Ну, так откуда вас привели?! — крикнул Мишка появившемуся из-за угла пленнику.
— Мы раньше на другом берегу Припяти жили — недалеко от Пинска. — Затараторил тот на ходу. — Деревня большая была, Белянь назвалась… Приехал боярин с дружиной, сказал, что нашу землю ему князь за верную службу пожаловал, и мы ему теперь должны платить, за то, что живем на его земле.
Иону явно понесло, теперь его не требовалось заставлять говорить, наоборот, как бы не пришлось останавливать.
— Я не знаю, как там старики и взрослые мужи решали, я-то еще совсем молодым был, но собрались уходить. Да! Там еще один был — Торопом звали. Он где-то пропадал несколько лет, а тут, как раз появился и начал рассказывать, что есть за Припятью места, где никакой боярин не отыщет, земли там много и родит она хорошо. А еще слухи про моровое поветрие пошли, и Тороп все говорил, что от болезни надо уходить… В общем, ушли.
На этом берегу Припяти еще несколько дней шли, а однажды, когда встали на ночлег, налетел боярин Журавль со своей дружиной. Никто и оглянуться не успел, мужчин всех повязали, тем, кто сопротивлялся — по голове кистенем. А Журавль Торопу говорит: «Молодец, Торопка, знатную добычу мне привел». А тот кланяется, Иуда… Ну, развели по разным селищам, стали жить.
— Значит, боярина твоего Журавлем зовут?
— Журавлем.
— И давно вы из-под Пинска ушли?
— Лет десять назад, или одиннадцать — не упомню уже.
«Дед громил капище в тех местах лет тридцать назад, двенадцать лет назад куда-то туда ушли беглые холопы, причем болота еще не было, а был залитый водой лес».
— И чем же ты Иона, занимался? На землепашца ты не похож, на ремесленника тоже.
— Извозом я занимаюсь. Как срок приходит, начинаю объезжать селища в своей округе. Тиуны к моему приезду сани или телеги готовят, я их в обоз собираю и веду в Крупницу, это село такое. Там выгружаемся и обратно.
— Что, так весь год и ездишь?
— Ну, не весь год, но раз восемь-девять приходится. То оброк собираю, то уголь.
«Ага, оброк!
Ярем он барщины старинной
Оброком легким заменил,
И раб судьбу благословил.
Предшественник-то не чужд прогрессивных веяний».
— Смердов на воинское учение, еще вожу — продолжал Иона — всякое бывает. Год на год не приходится.