– Ты тоже ничего, – великодушно признала Мариэтта. – И похоже, не врешь. Завожу в этом дурацком сиянии, да? Или банальный спермотоксикоз?
– Мань, я все-таки застегнусь, – Андрей потянулся к штанам.
– Попробуй, если змея втиснется. Старый, знаешь, почему ты дурак? Потому что думаешь, что кто-то что-то тебе сделает приятнее меня.
Видимо, до полной адекватности начальнику Отделения было далеко. Куда делась девушка, понял не сразу, только когда горячие пальцы отбросили мешающие хозяйские руки от брюк.
– Мань, пожалуйста, не надо! – застонал Андрей…
Кто станет слушать морально падшего начальника? Не слушали, не слушали, не слушали… Андрей дергался, стонал и выгибался. Бой барабанов накатывал с ревом океанских волн.
Пришел в себя, сжимая черноволосую голову. С трудом отпустил. Взлохмаченность Мариэтте страшно шла. Подрагивая, девушка сказала:
– Начальник, ты классный. Правда…
Андрей свалился на палас, обнял девчонку. Капчага пыталась увернуться, но Андрей не дал. Поцелуй вышел сумасшедшим, даже в глазах потемнело. Наконец Мариэтта, задыхаясь, пробормотала:
– Первый поцелуй обязан быть возвышенным, трепетным и чистым. А я даже…
– Трепетный… мандражный, – Андрей крепко обнимал узкую спину, прижимал к себе девушку. – Я потом тебя вымою. И поболтаем…
– Абзац, я думала, мигом предложишь все забыть.
– Болтушка… – Мужские ладони скользнули ниже, алчные, даже наглые. – Ты как, юная развратница?
– А разве…
– Из меня песок только временами сыплется, – заурчал Андрей. – Только давай на тот диванчик – клиента беспокоим.
Мариэтта, вскинутая командирскими руками, ахнула. Андрей уложил ее на свободный диван, не отпуская, лег рядом. Коготки цеплялись за его футболку, Андрей сжимал девчонку, нетерпеливо ласкал. Платьице было славное – все позволяло.
Полный абздольц – Андрей наконец постиг многогранность сего философского понятия. Впрочем, анализировать было сложно. Мариэтта Тимуровна Капчага оказалась личностью темпераментной и вполне искушенной. Андрей и сам завелся до предела. Эгоистом в постели никогда себя не считал, но такого счастья ублажение партнерши еще никогда не доставляло. Собственное поношенное тело сейчас поддерживало ветерана во всех фазах бурного процесса.
– …О-о-ой, околею сейчас!
– Не околеешь.
– Ок, раз приказано, не стану. Водички, а?
Вода приятнее любого брюта. Булькает фляга, блестит лицо от воды и пота. Вкус поцелуев, дрожь страсти и нетерпения. Раскосые глаза сияют золотом и серебром…
– Старый, давай еще так. Ой, улетаю!
– С восторгом, осквернительница.
– Так не сиди зря, оскверняй…
Сияние скользит по спинам и бедрам. Пульсируют вспышки, пульсирует истосковавшаяся плоть. И вроде одна она, плоть. Совпало. Куда там эмпирическим парадоксам «кальки» и «свищей». Два человека совпадают куда реже. Здесь, в призрачной темноте барабанов, не нужно ничего подправлять. Одна нота…
– Старый, нас для одного набора создавали.
– Верно. Слушай, мы с ума сходим. Нужно ведь…
– Так заканчивай. Только так, чтобы я совсем сдохла. Ну, псина старая…
Закончить не было сил. Слишком хорошо. Кажется, в комнату кто-то входил. Только отвлечься было невозможно. Страсть скотская. Еще глубже, глубже, глубже…
Посадил Мариэтту, сунул флягу:
– Пей, охлаждайся. Сеанс закончен.
– А ты? Вредно сдерживаться. – После очередной «маленькой смерти» глаза у чуда стали до висков, японские, пьяные.
– Правда? Мне лучше сдержаться. Еще чуть, и околею.
– Не имеешь права бросить подчиненную в скомпрометированном положении.
– Я сам в таком же. – Андрей принялся натягивать штаны.
Мариэтта тоже вяло зашевелилась:
– А где эта… распашонка?
– Держи. Могу спросить, где штаны бросила?
– Да в сортире сушатся. Меня одна курица коктейлем облила.
– И что ты ей такое сказанула?
– Да ничего. Она в баре трех человек оросила – переклинило девушку. Тоже натура трепетная, ранимая. Тебе такие нравятся. Я думала, приму бокал успокаивающего и вернусь к тебе, объяснять, какой ты валенок. Так меня коктейль сладкий загадил. Хорошо, эти тиражированные египтянки дежурную одежку подсунули. Чуть не опоздала. И что ты на эту Марлен из концлагеря запал? Ведь оставила всего на полчаса.
– Так не оставляла бы, – жалобно пробормотал Андрей. – Прости. Ты, конечно, имела право.
– Ты тоже. – Мариэтта, пошатываясь, поднялась на ноги. – Мы же одинаковые. Я там, в сортире, тоже глупить пробовала. Со злости.
– Это в «Хуфу» атмосфера такая провоцирующая, – смущенно сказал Андрей.
– Тсс, – горячая ладошка легла на его подбородок. – Сейчас скажешь, что все произошедшее – трагическая случайность и издержки нервной службы. Прикажешь забыть, изжить и похерить. Можно поцеловать, пока глупости не ляпнул?
Андрей поцеловал сам. Мариэтта была восхитительно лохматой и своей, а маленький рот казался не менее сладким, чем в разгар блудодейства.
– Капчага, я приказывать забывать не собираюсь. Только сейчас мы…
– …работаем. Я в готовности. Ты про работу вот ему объясняй, – Мариэтта ткнула пальцем в отрешенного Пернова.
– Ему что объяснишь? Может, он, того… передозировка?
– Вряд ли, во-первых, он… – авторитетно начала Мариэтта, но в этот момент дверь распахнулась и ввалилась темная фигура.
– С возвращением, Иванов, – ядовито поздравила Мариэтта и, ускользнув за спину начальника, принялась торопливо натягивать платьице.
– Спасибо, – обессиленно сказал Генка. – А вы чего, так и стоите над ним? Офигеть, прям «Пост № 1». Кстати, Мань, это твои штаны в сортире сушились? Я сильно удивился.
– Чего удивляться? – Мариэтта наконец справилась с платьем. – Облилась, испачкалась, повесила сушиться. Что, их там уже сперли?
– Нет, я их прихватил на всякий случай. Э, а майка твоя где?
– Здесь сушится, – Капчага меланхолично выудила спортивный топ из-под дивана.
Андрей понял, что нужно выручать, и поинтересовался:
– Не врублюсь, в этом египетском гадюшнике единственный сортир, что ли?
– Сортирная система вроде лабиринта, – объяснил Генка, валясь на диван в ногах объекта. – Очень удобно. Можно между делом общаться, беседовать…
– И удачно пообщался? – не удержалась Капчага.
– Не буду скрывать, общался до последнего патрона, – гордо заверил Генка и чуть менее гордо поинтересовался: – А воды у нас нет? Мне эти коктейли с шампанским уже вот где.
Андрей извлек из рюкзака новую флягу: