— Идите ко мне, Глеб.
У меня ушло минут десять на то, чтобы понять эту фразу, но когда старик принялся объяснять, как к нему попасть и зачем, я сдался и не стал особо вникать. У меня не было столько свободного времени перед боем! Пришлось вежливо попрощаться и прервать связь до лучшего момента.
Затем я снова строил планы и обсуждал с Иванной место будущего сражения, водя пальцем по желтой карте и рассматривая фотографии, которые мы сделали заранее.
Вечер наступил быстро. Пришел сумрак — огромная серая тень, которая, казалось, выбирает свой дальнейший путь: стать белой или черной. Но черный цвет почему-то всегда побеждает и тень сгущается, темнеет, превращаясь в ночь.
На место встречи с убийцей мы поехали загодя. Иванна настояла на том, чтобы взять лекаря с собой.
— В случае чего он вас вылечит, Глеб, — с мрачной улыбкой сказала девушка. — А если не вылечит, то меня уже ничто не сможет убедить в его полезности.
Люблинское кладбище было окружено белым забором, украшенным выдавленными прямоугольниками. Баронет Ирвинг рассчитал, что первоначально убийца появится прямо на территории кладбища, а потом, если поблизости никого не окажется, переместится к ближайшему человеку.
Лекарь остался в багажнике, а Иванна отправилась проверить, нет ли поблизости любопытствующих жандармов-землян, которые, наверное, тоже догадывались, где и когда произойдет следующее убийство. К счастью, на кладбище росли деревья, и это помешало бы использовать бинокли и подзорные трубы.
Девушка быстро вернулась: никого не было. Это неудивительно — мало найдется охотников рискнуть жизнью, ведь если убийца перемещается к ближайшему человеку, то кто поручится, что им не окажется лимский жандарм? Теперь ближайшим человеком должен быть я. Мне пришлось перелезть через забор и слегка углубиться в кладбище, чтобы оказаться вплотную к месту появления убийцы.
До встречи оставалось меньше получаса, и я устроился с удобством: сел около дерева, положив саквояж на траву и вытянув ноги. Уже почти совсем стемнело, воздух был влажен, сквозь листву деревьев пробивался свет фонарей, зажженных по другую сторону Ставропольской улицы. Я терпеливо ждал, бросая взгляды на часы: циферблат мягко светился зеленоватым светом. Скоро придется достать розу, тогда свечение часов погаснет.
Внезапно показался приближающийся ярко-желтый пучок света. Он подрагивал и скакал вверх и вниз. Я осторожно встал на ноги. Это еще что? Кто-то гуляет по кладбищу в такое время! Интересно, кто? Иванна притаилась вдалеке за забором, а остальные свидетели были излишни.
Луч фонарика упал на белый камень ближайшей могилы, а потом уставился в мое лицо.
— Уберите свет, — попросил я. — Слепит.
Неизвестный послушался, луч прыгнул в сторону. Передо мной стояла странная фигура в черной рясе с крестом на груди. Обладатель рясы и креста, бородатый мужчина лет тридцати, сжимал в одной руке какую-то книгу в темном переплете, а в другой держал длинный солидный фонарик.
«Священник, — подумал я. — Поп. Тут рядом церковь Андрея Первозванного. А может быть, это вообще кладбищенский сторож? Вроде не похож. Но, с другой стороны, я понятия не имею, как должен выглядеть кладбищенский сторож!»
— Вы что здесь делаете в такое время? — То ли священник, толи сторож подозрительно уставился на меня.
Я понял, что оказался в тупике. Посторонний человек мне тут совсем не нужен, и счет шел на минуты. Но не буду же я прогонять священника или сторожа с его собственного кладбища!
— Пришел проведать родственника. — Я кивнул на ближайшую могилу и подумал, что ради сохранения жизни ближнего допустимо лгать самым бесстыдным образом. — Моего дорогого дедушку. Днем у меня нет времени, знаете ли, много работаю.
Луч фонарика высветил серый камень.
— Здесь похоронена женщина, — баском сообщил незнакомец.
Я оглянулся. Действительно, женщина. Некая Мария Федоровна Петрова, тысяча девятьсот двадцатого года рождения.
— Это — родственница, — сказал я. — А дедушка рядом с ней, но, к сожалению, памятник ему не удалось поставить.
Мужчина хмыкнул и замолчал. Причем, судя по всему, уходить не собирался! Он с интересом разглядывал мой старинный пиджак, трость, саквояж и даже блестящую брошь на шейном платке.
Надо было что-то делать, и срочно. Но что? Представиться сотрудником спецслужб? Кликнуть Иванну? Сказать правду, в которую никто не поверит? Пригрозить незнакомцу? Нет, скандал поднимать не хотелось, а то еще наш разговор затянется. Этот тип может отвлечь на себя убийцу. Надо действовать иначе.
— Это молитвенник или Библия? — спросил я, кивая на книгу в черном переплете. — Мой дедушка, тот самый, который лежит здесь, очень хвалил Библию. Говорил, что эта книга удивительно правдивая. Да и я сам, признаться, так думаю.
Незнакомец польщенно улыбнулся:
— Это — великая книга.
— Великая, — охотно согласился я. — И точно знаю, что она правдива в месте, которое касается ада.
— Ада? — нахмурился мужчина. — Ада?
— Ну да, — ответил я. — Все так и будет, как написано. Человек умрет, а потом вдруг очнется, чтобы понять, что попал в ад. Это правда. Я сам там был.
— Где вы были? — Глаза незнакомца загорелись тревожным светом.
— Как — где? В аду. Где же еще? Иначе как бы я узнал, что Библия правдива?
Мужчина издал нечленораздельный звук и сделал небольшой шаг назад.
— Только, к сожалению, ад был уже не такой, каким задумывался, — продолжал я. — Что-то в нем сломалось. А раньше, наверное, — он очень походил на библейский. Знаете, такой чистый вариант ада Данте? Я читал об этом.
— В чем сломалось? — слабым голосом спросил незнакомец, оглядываясь, словно пытаясь убедиться, что никто не придет на помощь из темноты, если сумасшедший собеседник в моем лице вдруг станет буйным.
— Как — в чем? В аду. Он после поломки уже не такой, как прежде. Действует еще более сурово и цепляется к мелочам, хотя кое-что прощает.
— Что прощает? — осторожно уточнил мужчина, пятясь назад.
— Взятки коньяком, — честно ответил я. — Когда учился в универе, то зачеты по физкультуре оплачивал коньяком. Как выяснилось, это ненаказуемо. И очень хорошо! Зато животных не советую мучить. О, за это воздастся сторицей, как у вас, священников, говорят. Послушайте мой совет: никогда и ни при каких обстоятельствах не мучайте животных! Собачек там, котят всяких… Не мучайте! Это — нельзя!
За время моей речи священник не переставал медленно отходить назад и наконец, развернувшись, устремился прочь, едва не путаясь в полах черной рясы. Что ж, я достиг своей цели — территория была очищена самым мирным способом.
