— Догадываюсь.
— Но начинать гражданскую войну можно только по очень серьёзной причине. Не такой, как эта.
— Какая «эта»? Где вы вообще видите причину для войны?
— Правителю, кем бы он ни был, монарх или Совет привилегированных граждан, должны подчиняться, в этом залог выживания нации. Вы наверняка это понимаете. Но в нынешнем случае было принято решение, что вмешательство будет излишним. Вы при поддержке монильских граждан, конечно, творите здесь абсолютный произвол. Но одновременно и спасаете мир. Отчасти это вас оправдывает.
— Отчасти?
— Дело, задуманное вами, из разряда опасных. Выигрыш может быть огромным, но и проиграть можно всё. В том числе и жизнь.
— Мне стоит воспринимать это как угрозу?
— Оставьте, вы же не ребёнок. Зачем искать в моих словах то, чего там нет? Никаких угроз. Зачем мне они? Постараюсь быть с вами совершенно откровенным, хоть вы, на мой взгляд, по-прежнему продолжаете юлить: как и раньше, Мониль не может обойтись без вашей помощи. Действительно не может. Мы постараемся поладить с вами — нам придётся. Но есть принципиальные вопросы, поступиться которыми немыслимо. Энергия, которая служит основой всему нашему миру и всей нашей жизни — национальное достояние. Соответствующего закона не существует, но есть вещи, которые понимаются по умолчанию.
— Зря вы думаете, что я предпочитаю крутить и юлить. Наоборот. Скажите — вас удивляет, что мне не хочется, чтоб меня использовали и выкинули, как грязную помятую обёртку?
— Естественно, не удивляет.
— Тогда постарайтесь меня понять. Думаю, вы сумеете. Вы ведь тоже мне не доверяете, так примите, что и я имею право сомневаться. Это упростит путь к взаимовыгодному договору.
— Постараюсь… Скажите, что говорят помогающие вам чародеи? Энергия идёт стабильно и сильно? Каков её оттенок? Подходящий?
— Аппаратура принимает её и не капризничает.
— Что можете сказать по поводу мощности источников? Как мне доложили, пока города Корстая могут использовать две трети от прежнего объёма энергии, а на деревни и производства почти ничего не остаётся.
— Это временное явление. Я счёл, что первым делом необходимо обеспечить быт граждан, а потом уже производство, которое к тому же всё равно стояло с момента образования зева. Там подождут. Месяц туда, месяц сюда — несущественная разница. В дальнейшем кристаллический обелиск наберёт полную мощность. Но это произойдёт в течение полугода. Новые системы долго раскачиваются. Причём каждая — по-своему, так что на афальский обелиск не смотрите, он — особое дело. Если вы понимаете, о чём я.
— Отлично понимаю. — Дьюргам даже подался вперёд. — То есть корстайский источник постепенно станет в два раза мощнее, верно?
— Может быть, в полтора. Может, в два. Пока не могу уверенно сказать. Говорю же — сам только начинаю исследовать новую систему. Надеюсь, Мониль наберётся терпения.
— А что можете сказать по поводу здешнего обелиска? Когда он сможет поддерживать всё местное производство?
— Я уже объяснял владельцам Корундовых заводов, что сперва им придётся запустить их лишь на четверть мощности, а потом постепенно добавлять, самостоятельно ориентируясь по притоку энергий. Уверен, тамошние чародеи смогут справиться с этой задачей даже без моей помощи.
— Могу взглянуть на новый обелиск?
— Разве вы не успели побывать в Корстае, в Ванграме, в Афале?
— Хотелось бы сравнить. Мои эксперты сказали, что афальский обелиск даёт больше энергии, чем ванграмский. И в разы больше, чем корстайский.
— Я уже объяснил. Кроме того, это связано с состоянием области. Магическая эффективность Афаля очень высока. В случае, если Корундовый обелиск долго будет набирать проектную мощь, вполне реально воспользоваться частью афальской энергии.
— Любопытно. Раньше в Афале не чувствовался избыток энергии.
— Раньше обелиск использовал энергию демонического мира. А не местную.
— Понимаю. Значит, резонансный способ даёт возможность в избытке получать магию от собственного мира, не привнося в него ничего нового…
— Да как сказать. Но с точки зрения взаимодействия энергий мой способ намного безопаснее. Безопаснее именно для области и населяющих её людей.
Я с трудом развернул своего скакуна, и мы поехали бок о бок, как добрые друзья, аккуратно и напряжённо с самым невозмутимым видом беседуя на деловые темы. Чувствовалось, что Дьюргам понимает, о чём идёт речь, и живо интересуется темой. Но куда больший интерес он проявлял сейчас к моему настроению, моему отношению к тому, к сему, к пятому и десятому. Определённо, он надеялся прочитать мои истинные намерения. Задаче, которую поставил перед собой глава Курии, можно было лишь посочувствовать. Я ведь уроженец чуждого мира. Как он сможет разобраться в моей психологии?
В целом я был спокоен: Дьюргам лишь подтвердил мои лучшие предположения. Монильцы чувствуют, что я им необходим, и даже тем куриалам, которые охотнее всего вырвали бы у меня сердце и скормили его псам, придётся смириться с моим триумфом.
Который теперь уже казался несомненным. Вести по Монилю распространялись каким-то неведомым образом, но стремительно и полно. Теперь меня встречали почему-то общим ликованием. Я удивлялся — раньше подобного приёма не приходилось удостаиваться, хотя работа делалась почти та же самая… Ну, по крайней мере, в том, что имеет отношение к общей безопасности.
Дьюргам осмотрел незаконченный кристаллический обелиск на берегу одного из Корундовых озёр, познакомился с показаниями аппаратуры и отбыл в Арранарх. Его заверения, что я в любом случае могу спокойно заниматься своим делом, Курия будет просто наблюдать и даже по возможности оказывать поддержку, не изменило моей решимости держать при себе боевой отряд. Глава монильского правительства отнёсся к моему заявлению с удивительным спокойствием. Видимо, понимал, что требовать от меня чрезмерного доверия нельзя.
Да, теперь меня повсюду сопровождали солдаты, вооружённые до зубов, внешне равнодушные ко всему на свете — потому-то они казались такими грозными. Однако монильцы всё равно воспринимали меня с воодушевлением, а иной раз даже с восторгом — примерно так, как в наших исторических фильмах крестьяне реагируют на своего короля, которого считают хорошим. Я опасался наслаждаться их приветствиями — мне казалось, стоит только поверить, что меня тут любят, как сразу попадусь на чей-нибудь крючок. Скептицизм подсказывал: лучше не терять бдительности.
В Тирнале, где пришлось не только возводить новый обелиск, но и переделывать практически с нуля старую ретрансляционную систему, наконец-то появился Кербал. Он поприветствовал меня с откровенной радостью, словно старого друга, которого не видел лет десять. Перекинувшись с ним несколькими фразами, я понял причину этого воодушевления — он решил, будто именно я убедил Дьюргама оставить его «предательство» без последствий. Действительно, на поступок министериала можно было посмотреть по-разному. Если бы моё положение оказалось чуть более зыбким, Кербалу бы, конечно, припомнили всё и сполна.
