Чтобы поймать его на этой штуке с банковскими счетами, нужно было копать долго и глубоко. И все равно без толку, потому что добыть такую информацию «со стороны» просто невозможно. Никаким образом. Вернее, можно, но только единственным – собрать в одном месте всех финансовых директоров всех его компаний, распорядителей всех фондов, владельцев брокерских контор, аналитиков налоговых инспекций всего мира и очень много «просто доверенных лиц», подвергнуть их бесчеловечным пыткам, и вот тогда… Потратив несколько месяцев машинного времени на перекрестную сверку данных, содержащихся на сотнях тысяч жестких дисков компьютеров, иногда спрятанных в совершенно недоступных местах, не подключенных ни к каким, даже локальным сетям – можно было бы подготовить тот список, что ему только что показали. Никак иначе.
А прежде этого нужно было бы каким-то образом узнать, какие именно люди входят в «круг посвященных», кого следует пытать или запугивать, потому что просто перекупить никого из них невозможно.
Но невозможно отрицать и то, что названный список есть, значит, вся необходимая работа таки была проделана, пусть и неизвестно каким способом. А как работает «телепорт» – известно? Однако он работает. Вот из этой данности и следует исходить. Но если эти люди располагают аппаратурой, способной на такое, почему они не использовали ее тремя годами раньше? И почему об этом ничего не знал Боулнойз? Или знал?
– Слушай, Андрей, – услышал он голос одного из «пришельцев». – Судя по времени и засветке экрана, дедушка раздумал отбрасывать концы. Налился бронзовой силой, насколько это возможно для его возраста. Стометровку за десять и две не пробежит, но кросс трусцой уже вполне доступен.
– Километров на пять? С полной выкладкой? – насмешливо поинтересовался другой.
Прежде всего Сарториуса обрадовал смысл услышанного. Значит, еще поживет, и достаточно долго. Это хорошо. Непонятно только, почему за все время он ни разу не услышал голос мистера Боулнойза, называемого также Арчибальдом. «Гости» обращаются к нему тоже на «ты» и без всякой почтительности. Он настолько не имеет в их глазах авторитета? И как же он ухитрился растерять всю свою мощь и власть? На чем сумели подловить и раздавить ЕГО? Действительно – эти парни на самом деле круты до невозможности. Нет, скорее, до неестественности.
– Садись, папаша, – без всякой почтительности дернул его за плечо тот, кого назвали Сашкой, то есть – Александром. Сарториус русский язык знал достаточно, чтобы понимать все, о чем переговаривались «гости» между собой. Да и странно было бы, если б не знал. Он не сноб какой-нибудь, считающий, что деловому человеку достаточно английского для бизнеса и французского с испанским для легкости общения на отдыхе.
К России и русским он относился всерьез, хоть и со стойкой, с детских лет усвоенной неприязнью и опаской (как к зверям из африканской «большой пятерки»[134]). Они хороши для якобы дружеского застолья, но вступать с ними в деловые отношения, заведомо считая себя «испанцем», а их – «индейцами», – затея для человека с крепкими нервами и ослабленным инстинктом самосохранения. Вполне сравнимо с настоящими сафари, которыми Сарториус увлекался в молодости. Лет до пятидесяти. Так что тайное знание русского языка вполне может сравниться по важности и полезности со штуцером сорок пятого калибра.
– Давай уж попросту теперь. С того света мы тебя вытащили, теперь некоторое время придется предписанный лечащим врачом режим соблюдать и не особо нервничать…
– Да, последний совет сейчас особенно ценен, – скривил губы Сарториус и почти рефлекторно потянулся к стакану с виски, так и стоящему недопитым у края стола.
– Пусть, можно, – ответил Шульгин на вопросительный взгляд Новикова. – Ему теперь много чего можно… Тебе по правде сколько лет, Магнус Теофил? Это я не из праздного любопытства спрашиваю, а чтобы в курсе быть, чего ты в этой жизни из личного опыта знаешь, что – только из книжек да по чужим рассказам.
Прозвучало это так, будто сам Шульгин прожил на этом свете не одну сотню лет.
– Восемьдесят восемь, – словно бы нехотя ответил Сарториус.
Новиков кивнул, словно бы удовлетворенный услышанным.
– И давайте так, раз и навсегда условимся – разговор ведем как взрослые, умные люди. У нас нет никакого желания поминутно ловить вас на лжи или умолчаниях и сначала угрожать, а потом на самом деле прибегнуть к ощутимым для вас репрессиям, – добавил он.
Сарториус попытался что-то сказать, но Андрей остановил его движением руки.
– Подождите. Все, что вы можете возразить, я знаю. Напомню для ясности, что потеря некоторой части капитала и права распоряжаться судьбами человечества отнюдь не равнозначна гораздо более примитивным страданиям, одинаково неприятным и триллиардеру, и пигмею из лесов Итури. Я отчетливо выразился? Имейте в виду, мы не ограничены совершенно никакими моральными рамками…
– В отношении тебя, – вставил Шульгин.
– Вот именно. Вам, с вашим жизненным опытом и той бездной преступлений, к которым вы прямо или косвенно причастны, не следует надеяться, что нас что-либо может остановить, если мы решим, что какая-то степень «жесткого допроса» целесообразна.
– О чем теперь может идти речь, если вам известно ЭТО? – Он кивнул в сторону ноутбука, продолжавшего что-то показывать на экране.
– Папаша не понимает, – с сожалением сказал Шульгин. – Бабло ему зенки застит…
Этого русского выражения Сарториус не смог перевести. Он учил язык по другим учебникам и общался с людьми достаточно культурными, чтобы обходиться без жаргонизмов и обсценной[135] лексики.
– ЭТО нас интересует лишь как инструмент нашей дальнейшей деятельности, – поучающим тоном ответил Новиков. – Как мы это используем – наше дело. А вы нам нужны тоже в качестве инструмента, но другого рода, и одновременно – консультанта по внешнеполитическим вопросам. Именно так. Для вас ведь что Америка, что Россия – одинаково внешние по отношению к центру паутины?
– Но только в том, что касается связей «Системы» с легальными мировыми правителями, – тут же внес коррективу Шульгин. – Во всех остальных вопросах мы тебя и твою кодлу сделали, как пацанов… Посмотри на этого вот, – он невежливо указал пальцем на Арчибальда. Тот подтянулся, как Воробьянинов под взглядом Остапа.
– Консультанта – в чем? – спросил Сарториус. – В уничтожении земной экономики?
– Совсем наоборот. В переводе стрелок. В полной смене так называемой экономической парадигмы. Мы даже капитализм пока не собираемся разрушать. Нам только нужно, чтобы все колесики крутились исключительно в наших интересах. А вы за это получите вполне приличное пожизненное содержание. Позволяющее существовать, ни в чем себе не отказывая (в разумных, естественно, пределах), но никак не вершить судьбы мира. Мы можем оставить вам этот остров, несколько квартир и вилл в разных местах Земли по вашему выбору. Какой-нибудь бизнес, чтобы не скучно было. Или – хобби, по усмотрению. И даже особо не ограничивать свободу передвижения. Поскольку конец поводка остается в наших руках, – непонятно усмехнулся Новиков. – Согласитесь, что жизнь приобретает особую остроту, если знаешь, что она может либо оборваться в любой момент, либо продлиться до очень широких пределов. Вы себя сейчас чувствуете лучше?
