Следователь вставил в машинку лист и поправил каретку.
– Скажи… – серьезно обратился он к Фролову. – С какого расстояния из этой штуки можно уверенно бить в голову?
– С двух километров,
– Ночью?
– Без разницы, – фыркнул Фролов. – Ночью даже проще – оптика не бликует, картинка в прицеле яркая. Там не простая оптика, а матрица как в видеокамере. Есть дневной объектив, есть ночной.
– А с трех километров? – пристально глянул следователь.
– Это надо уметь! – не отводя взгляда, ответил Фролов. – Тут на одной технике не вытянуть. Нервы нужны стальные, а палец со спусковым крючком должны справить десять лет счастливого брака. И место для позиции надо выбирать тщательно… У этой байды знаешь какая отдача? Если не закрепишься, снесет на фиг. Веришь?
– Приходится. А если бы тебе пришлось стрелять с верхушки трубы, какие в кочегарках стоят?
– Это как раз можно… Только внутри трубы надо установить распорки и бить, стоя на них, как из колодца. Иначе снесет!
– Хочешь поглядеть на позицию снайпера? – хитро прищурился Владислав Петрович.
– Дык! Еще спрашиваешь! Там уже работают?
– Нет, будем первыми. Я не хотел шум подымать, а то наедет экспертов, народ соберется… Каждая собака будет знать, что мы что-то ищем. Пока не стоит давать противнику лишнюю информацию. Верно?
– А то! Только дай я своей звякну, чтоб не ждала к обеду.
– Валяй.
Владислав Петрович лязгнул замком сейфа, открывая скрипучую дверцу, а Фролов принялся вертеть диск телефона.
– Алло! – весело крикнул он в трубку. – Марина, солнышко, я тут поработаю чуть-чуть. Да, с нашим угрюмым следователем. Обедать домой не приду, так что можешь лентяйничать, а вот ужин приготовь, хорошо? Может, задержусь, так что ты не беспокойся особенно – всякое может случиться. Да, хочу, чтоб ты знала, где я. Женьке приветик! Ага… Чмок! Пока.
Пластиковая зеленая папка легла в душный, пропахший железом и бумажной пылью полумрак сейфа, замок тяжелой дверцы дважды лязгнул, закрываясь, прежде чем выпустил на волю длинный стальной ключ. Фролов положил телефонную трубку на рычажок и задумчиво вымолвил:
– Знаешь… Убить в нашем городишке человека из такой винтовки, да еще на дистанции в три километра, это все равно что поставить на месте преступления собственную подпись. Веришь?
– Надеюсь… – вздохнул Владислав Петрович, открывая дверь в коридор. – Надо бы еще выяснить, кому конкретно эта подпись принадлежит… В теперешней ситуации нам не хватало только громкого нераскрытого убийства иностранного гражданина.
– В какой такой ситуации?
– Ты что, вообще телевизор не смотришь?
– А что там смотреть? Как за меня решают, что именно нужно купить? Разберусь без рекламы.
– Я о развитии украино-российского конфликта. И так обстановка напряжена до предела, а тут еще отыскался умник… Ночной стрелок, будь он неладен. Так и вижу заголовок в «Вечерке».
– Ах, это… – неохотно выходя из прохладного уже кабинета, фыркнул Фролов. – Рассосется. Веришь?
– Поглядим. Хотя ты прав. Что может быть? В худшем случае Украина пошлет Россию подальше, официально объявив Черноморский флот иностранной военной силой. Пинком под зад и адью. Драки не будет. Кому мы тут, Саша, нужны со своим Крымом? Уж России точно в последнюю очередь, у нее своих проблем хватит на десять лет. Если бы хотели отбить Крым, сделали бы это еще в начале девяностых. Как это ни печально, но у России на это кишка тонка. Так что в скором времени ЧФ перебазируется куда-нибудь в Новороссийск, а наши внуки будут говорить на чистейшей хохляцкой мове.
– Плакать хочется, – вздохнул Фролов.
– А что делать? – философски заметил Владислав Петрович, запирая дверь в кабинет.
Они спустились по душной, заляпанной побелкой лестнице на первый этаж, и следователь, оставив Фролова изучать обсиженные мухами стенды со статистикой преступлений, пошел в дежурку, договариваться насчет машины.
– Тебе что-нибудь брать? – Через минуту Владислав Петрович выглянул из приоткрытой двери дежурки.
– Возьми обычный экспертный, – лениво пожал плечами Фролов. – И фотоаппарат прихвати. Только заряженный. Пофоткаемся на память.
Ещё через минуту следователь вышел из дежурки, неся в руке серый металлический чемоданчик эксперта, на левом плече болтался «Зенит» в сильно потертом чехле, а на правом висели на тонких кожаных ремешках видавшие виды радиостанции «Виола-2».
– Поедем как белые люди! – улыбнулся он. – На черной «Волге».
– В такую жару?
– Не дрейфь, Саня, там кондишн стоит, может, даже бар. Это машина первого зама по оперативной работе. Ему сейчас не до поездок, как ты понимаешь. Зато нам теперь всюду «зеленая улица», поскольку Дед выдвинул это дело в число важнейших.
– Очень лестно… – криво усмехнулся Фролов, снимая с Владислава Петровича фотоаппарат и рации. – А я в нем на каких правах?
– На птичьих, конечно. Тебя ведь из органов никто в шею не гнал, сам ушел. Так что на пряники не рассчитывай.
Саша чуть плотнее сжал губы. Да, он сам ушел из СОБРа. Когда в городе успешно подавили бандитский беспредел, бойцов, чтоб не мучились от безделья, стали привлекать к охране общественного порядка. А гонять на рынках бабушек, незаконно торгующих семечками, у него просто не поднималась рука.
– Послать вас всех, что ли? – беззлобно фыркнул Фролов. – И разгребайтесь как хотите. У меня Маринка фасолевый суп сварила, дома прохладно, спокойно… А я тут ошиваюсь, как дурак.
– Сдохнешь ведь от скуки… – широко улыбнулся Владислав Петрович. – Для тебя мирная жизнь как для всех синильная кислота. Ну разве я не прав?
– Да уж… Сейчас и мирная жизнь такая, что только держись! Хрен соскучишься. Веришь?
Бара в машине все же не оказалось, зато кондишн тихо шелестел прохладным воздухом, вызывая бессильную зависть других водителей, с потными лицами глотающих через раскрытые окна раскаленный асфальтовый воздух.
Подтянутый молодой шофер, выдрессированный, как доберман-трехлетка, правил молча, только тихонько включил автомагнитолу, из динамиков которой полились медленные инструментальные композиции. Фролов развалился на заднем сиденье, словно барин, он уже проникся ощущением собственной значимости в этом деле, а скромность никогда не входила в число его добродетелей. Ему бы еще сигару в зубы, получился бы вылитый мистер Твистер, правда не толстый и без ручной обезьянки.
Вот только он не курил. Не курил уже несколько лет, после того как чеченский снайпер оставил ему на шее два круглых шрама пущенной на огонек сигареты пулей.
Владислав Петрович сидел на переднем сиденье и через строчку читал взятую в дежурке бумагу.
