Когда будет не так страшно…
Внезапно я понял, что здесь что-то не так. И я даже догадываюсь, что.
- Повернем-ка назад!
Мы вернулись к началу канала, где как и в прошлые разы, находилось небольшое озеро.
- Эмиль, гляди! — я показал вверх.
- Что?
Мой приятель поднял голову — и словно только что увидел сияющие над черной тенью острова звезды.
- Так быстро рассеялся? — удивился он.
Мы торопливо проплыли в конец канала… Если бы не густая листва, закрывающая небо, наверное, мы бы смогли заметить, когда звездное небо исчезает, сменяясь сплошной белой завесой. А так — словно переворачиваешь страницу: есть туман — раз, и нет тумана. Раз — снова есть. Сплошная стена, в которой не видать дороги. И из-за которой… так и есть, оттуда явственно доносились какие-то звуки. То ли стук, то ли рычание.
Конечно, мы повернули бы назад. Обязательно. Потому что плыть в тумане, в темноте, да еще туда, откуда вообще-то не возвращаются… это уже не приключение, это глупость. Я уже видел решение в глазах Эмиля и даже не думал возражать — когда позади нас внезапно раздался тот самый собачий вой. Очень сердитый вой — словно псу прищемили в дверях длинный полосатый хвост.
- Мяя-я-я! — заорал позади невидимый зверь.
А затем в плечо Эмиля с противным чавкающим звуком вошла короткая, толстая арбалетная стрела. Ярко-красная.
Глаза приятеля расширились, словно бы от сильнейшего удивления; как-то судорожно вздохнув, он выпустил весло и опрокинулся на спину.
Я отреагировал сразу — словно всю жизнь только и делал, что убегал от убийц. Собственно говоря, я до сих пор и в жизни не видел ни одного убийцы, в нашем поселке такого не бывало… мне просто полагалось оцепенеть от страха и покорно встретить следующую стрелу. Но вместо этого…
В моей голове вдруг произошло что-то — даже не знаю, как рассказать... Ну словно бы мое обычное мальчишеское "я" вдруг исчезло, а вместо него оказался такой странный умный механизм. Наподобие того, что тикает у нас дома в настенных часах… только вот вместо винтиков и шестеренок в нем крутились и стучали мысли. Страх куда-то пропал, исчез бесследно, также как и удивление; в голове деловито щелкало, рассчитывая… Я оттолкнулся веслом от берега, одновременно высматривая невидимого в темноте стрелка; лодка двинулась в спасительное белое марево — медленно, слишком медленно!
Где-то вверху, в переплетении зарослей, противно заскрипела тетива — и колесико в голове еще раз щелкнуло: у меня несколько мгновений. Разве можно посчитать мгновения? Второе весло потеряно, грести будет трудно… я отталкиваюсь от противоположного берега, выравнивая лодку… скрип прекратился… Я падаю на дно лодки, быстро и вместе с тем расчетливо, так, чтобы не прижать неподвижное тело друга, и не опрокинуть хрупкое суденышко; почудилось, что ли? — в мою спину, словно острие иглы, упирается чужой взгляд. Холодный и отточенный…
Хлоп… щелк! Звук спускаемой тетивы и звонкий удар в борт сходятся в один хлопок, но сейчас я успеваю различить и то, и другое. Быстро встать, лодка уже миновала остров — скорее, один гребок слева, один справа… меня же никто не учил плавать так! В борту торчит еще одна стрела… странно, борт не пробит… Гребок слева, гребок справа… быстрее!
Острый нос нашей лодки стремительно рассек белоснежную стену тумана — и ЭТО кончилось. Руки внезапно налились противной, опустошающей слабостью, так что я был вынужден крепче сжать весло; колени мелко и противно задрожали, и я наконец ощутил, что такое настоящий страх. Хотелось сжаться, превратиться в букашку, спрятаться самому в себя — вдруг не заметят? Сзади плеснуло — стрела, пущенная наугад, ушла в воду за кормой. Я лихорадочно сделал еще несколько гребков; еще один выстрел прошел левее и дальше — а затем враг понял, что упустил цель.
И позади, рассекая тишину, пронесся дикий и злой вопль… уже не звериный.
Женский.
Я чувствовал себя так, словно попал в огромную крынку с молоком. Не в обычную, глиняную, тогда бы вокруг было темно — нет, в ту, дорогую и редкую, оставшуюся от Древних Времен. В ту, что без ручек, с тонкими стенками и широкой горловиной… Неяркий белый свет вокруг, везде — и ничего больше. Белый свет плыл за бортом, не давая рассмотреть воду, клубился на дне лодки, вокруг неподвижного тела, струился между пальцами. На миг я испугался — а вдруг задохнусь? — и замирая, прислушался к ощущениям в груди. Ничего страшного, воздух как воздух…
Стало непонятно, движемся ли мы, или стоим на месте — я сделал несколько гребков, но лодка словно бы висела неподвижно. Куда двигаться? Вперед? Несколько неверных движений — и мы закружимся на месте, или еще того хуже — повернем обратно, прямо под нос неведомой убийце. Как хорошо было бы сейчас оказаться в родном поселке, рядом с Мамой, или с Дядей… на худой конец, подошла бы и Матушка-Учительница! Попасть в свою комнату, лечь в теплую и уютную постель… помочь Эмилю…
Помочь Эмилю!
Мой друг по-прежнему лежал на дне лодки, там же, где сбила с ног стрела. Я взглянул ему в лицо — и испугался еще сильнее: Эмиль был совсем белый, словно окружающий туман, и казалось, совсем не дышал; в плече, ближе к ключице, похожий на какой-то уродливый куст-сорняк, торчал алый хвостовик стрелы. Почему я стою, надо же что-то делать! Руки заскользили, когда я попытался приподнять бесчувственное тело — одежда была странно мокрой и липкой. Богиня, он же истекает кровью!
Бежим!
Нестерпимо захотелось убежать — неважно куда, лишь бы подальше от этого страшного места и мальчика, который вот-вот умрет. Убежать и спрятаться, и пусть все это будет без меня, пусть я ничего не увижу! Я же не виноват, я всего лишь мужчина! Я…
Желание сейчас же, не рассуждая, прыгнуть за борт оказалось настолько сильным, что пришлось напрячь все тело — несколько раз, словно выдавливая из глубины скопившуюся трусость. Глубокий вдох, задержать дыхание, медленный выдох… неужели помогает? Пальцы по-прежнему мелко дрожали, когда я расстегивал пуговицы рубашки. Если нет бинта, можно использовать одежду, порвав ее на длинные ленты — кажется, так говорилось в той книге?
Хорошие мальчики никогда не рвут свою одежду!
Плохой мальчишка!
Богиня, что же это со мной…
Сначала нужно вынуть стрелу. Или — наоборот, не надо? Если вытащить острие из раны, кровь пойдет еще сильнее, но иначе мне не закрыть рану повязкой. Ой, а как ее делать, ведь стрела вошла в плечо, не в руку, повязка соскользнет…
Эмиль глухо застонал — и я понял, что еще немного, и мой приятель умрет. Умрет прямо сейчас, здесь, а я так и не попытаюсь помочь ему. Я так и буду плыть в лодке наедине с мертвым телом, потому что вытолкнуть труп за борт не хватит смелости. Плыть в этом белесом тумане, долго, очень долго… его тело будет гнить и распадаться, а мы будем плыть…
