– Кто он, этот Янис? – шёпотом спросил викарий.
– Литвин, – ответил тихо Щербатый. – Посол от Ольгерда. А вон тот, который на ордынца лицом похож, он и есть ордынец. От Джанибека здесь. Остальных не знаю, но они нам пока не нужны.
– Какого беса ты не предупредил меня заранее? – прошипел Алексий.
Оправдаться тот не успел. Разговор вернулся к церковному посольству.
Причём пошёл он весьма странно. О московских делах говорили хоть и по-русски, но так, словно самих москвичей здесь не стояло. Будучи заклятыми врагами, литвин, ордынец и примкнувший к ним турок беседовали как старые приятели, в то время как на Алексия и Гречина все трое посматривали с насмешкой.
Имя Романа в разговоре не прозвучало. Мало того, Янис ни словом не обмолвился, что его сородичи вообще продвигают собственного претендента в митрополиты. Он рассуждал в целом о судьбах Руси, о её грядущем разделе. О предпочтениях патриарха и василевса к тем или иным епископам и настоятелям.
Совсем не стесняясь степного приятеля, Янис заявлял об успешном противодействии орде. А тот в свою очередь совершенно без злобы обещал скорую победу Джанибека над литовскими огнепоклонниками.
Ордынец первым вспомнил о московских гостях.
– Хан желает видеть нового митрополита сразу после утверждения патриархом, – он сказал это так, словно был уверен, что никакого утверждения не будет.
– Разве церковь подвластна степным царям? – ухмыльнулся Янис.
– Им всё подвластно, – без тени сомнения ответил ордынец. – Во всех русских храмах молятся за наших властителей.
Янис, глянув на Алексия с улыбкой, повернулся к Щербатому.
– Вот видишь? – сказал он. – Ваш ставленник уязвим. А наш нет. Альгердас сопротивляется потугам как ордена, так и орды. Литва сохраняет независимость, и потому привлекательна для царьградских властей. Согласись, митрополиту будет легче управлять паствой, будучи под защитой единоверного князя.
Алексий совсем взмок от неприятного разговора. Его подмывало ответить наглецу, но достойного и понятного чужакам ответа он пока не имел. Приходилось выслушивать гадости молча.
Выручил высокий богато одетый человек, который вышел на веранду и громко обратился ко всем гостям с предложением выпить за здоровье василевса. Люди, хлынув к столам, смешались, а викарий воспользовался оказией, чтобы с силой оттащить Гречина в сторону.
– Хватит, – сквозь зубы произнёс он. – Пошли отсюда.
Щербатый кивнул и, пригубив для приличия вина, повёл начальника к воротам.
– Не злись, – сказал он. – Взглянуть на врагов, на здешние порядки и нравы было совсем не лишним. Теперь ты знаешь, чего ожидать и как действовать дальше.
– Ловить рыбку в мутной воде сподручнее тем, кто пришёл раньше, – буркнул Алексий. – В этом болоте нам и за год не добраться до цели. Литвин и ордынец могут следить за каждым нашим шагом. И думаю, пожелай мы переговорить с кем-нибудь из твоих мальков, они тут же предпримут что-то в ответ.
– Здесь всю жизнь можно проторчать и ничего не добиться, – согласился Гречин. – Но с другой стороны, можно добиться чего угодно.
Он подумал и заявил:
– Полагаю у нас всё равно нет иного пути. Раз уж с патриархом не вышло, а к василевсу не подобраться, то остаётся воздействовать на обоих через чиновников.
***
В подворье Алексия ожидала очередная неприятная новость. Василий привёл в келью оборванного чернеца, в котором викарий не без труда узнал одного из новиков, отправленных им против Рязани незадолго до отъезда.
– Вот, прибыл с попутным кораблём из Кафы, – доложил печатник.
Монах выглядел мышонком, чудом вырвавшимся из волчьих зубов. Его лицо и руки покрывали свежие рубцы, а вокруг глаз чернели круги. Алексий попытался вспомнить прозвище новика, но в памяти всплыло только монашеское имя – Родион.
– Олег Рязанский Лопасню взял, – сообщил чернец. – Почти всех наших, кто испытание держал, побили. Кто-то в плен угодил, кому-то, как мне, удалось удрать. Под пытками, как я слышал, никто не сознался. Но очень похоже, что князь загодя прознал о нашем приходе. Подготовился.
Алексий вздохнул. Пока он здесь охотится за должностью, дома всё ползёт под откос. Измена одних и лень других ставят под угрозу его замыслы. А ещё эти литвины с претензией на особую митрополию.
До сих пор он сомневался, стоит ли связываться с чиновничьей сворой без серьёзной уверенности в успехе. Ненасытное полчище государевых людишек способно поглотить горы серебра, а будет ли в этом толк – неизвестно.
Весть с родины послужила толчком. Следовало спешить. Нужно было делать хоть что-нибудь. Не сидеть сиднем в ожидании, пока всё само собой разрешится.
– Что ж, пора пустить в ход серебро, – пробормотал он под нос. – Много серебра. Обрушить валом, и посмотреть кто выплывет.
Городец Мещёрский. Август 6861 года.
Долго ещё не возвращался покой в чародейскую слободку. Месяц прошёл после памятной стычки с Мстителем, а тревога тлела. Не одержали они победы окончательной. Так, разминулись с чёрным богом, разошлись каждый своим путём. И потому боязно было колдунам: а ну как упустили какую-то мелочь, а вдруг да обманулись с торжеством преждевременным.
Но шли дни, недели, минул месяц, пошёл другой. Ничего особенного не происходило. Опасные свечи не загорались. Слухи доходили до Мещеры, что мор на Руси совсем утих, и никаких мерзких выродков больше не появлялось.
Понемногу колдуны успокоились. Только у Сокола осталась досада от незавершённости дела. И смутное предчувствие чего-то не столько опасного, сколько неприятного и хлопотного, а может и поворотного для него, чародея. Что-то судьба готовит ему в котле своём бездонном. А вот что именно, скрывает до поры.
***
Мохнатые приятели шкурами чуяли, каждой ворсинкой, что Сокол начал тяготится ими. Раньше-то они не особо стесняли друг друга – попросту не до того было. То чародея где-то носило, то сами они на промысел отходили, а если и жили вместе, то каждый день какие-нибудь вопросы решали или к схваткам грядущим готовились. Но вот месяц всего провели под одной крышей без всякого дела, и вдруг тесновато стало.
Вурдов заедала скука, они изнывали от безделья. Рыжий дела лихие совсем забросил. Дома сидел с молодой женой и сынишкой. К промыслу отцовскому вернулся – к ремеслу гончарному. Сокол вроде бы тоже никуда не собирался, напротив, казалось, радовался спокойствию, возможности полежать просто так, ничего не делая, или почитать какой-нибудь мудрёный трактат. А Тарко, тот и раньше не отличался склонностью к приключениям, если они не связаны были с молодой княжной.
