— Войцеховский, Дюран! — провозгласил Чанг-Су, хлопнув в ладоши.
Шел четвертый месяц учебы. Пять учебных групп вновь собрались в спортивном зале. Предстоял очередной учебный поединок на полицейских дубинках («тонфах» на профессиональном жаргоне). Такие поединки начались в прошлом месяце и по их опыту мы успели убедиться, что дело это отнюдь не шуточное. Несмотря на защитную экипировку и определенные ограничения по нанесению ударов, получить травму здесь было вполне реально, а синяки мы и вовсе не считали.
Многие, как и Рон Дэвис, поначалу смеялись над тем, что нас обучают владению столь примитивным оружием, однако лейтенант Чанг-Су быстро добился от нас серьезного отношения к этим штуковинам, начав с того, что вступил в бой против трех желающих и с легкостью поверг их на маты в течение минуты, позаботившись, чтобы каждый доброволец получил «на память» болезненную ссадину. Кореец двигался с ловкостью и упругостью кошки, и наносил удары с такой быстротой, что за его движениями не способен был уследить человеческий глаз. Неуклюжее с виду орудие казалось продолжением его тела.
Как объяснил нам лейтенант, персональное спецсредство М3А1 (по служебным инструкциям его предписывалось называть именно так, и ни в коем случае не «тонфой» или «дубинкой») является нашим самым лучшим и надежным другом, которого мы должны знать так же хорошо, как часть своего тела.
М3А1 была выполнена из плотной резины, скрывающей тонкий металлический сердечник. Длина телескопического орудия составляла всего 10 дюймов в сложенном положении и 25 дюймов в раскрытом, толщина — 1,2 дюйма, а весило оно всего два фунта. У дубинки было металлическое кольцо для крепления к поясу. Удобная боковая рукоять из поликарбоната позволяла легко удерживать М3А1 в одной руке, а ременная петля из прочной кожи могла быть надета на запястье, чтобы орудие не упало, даже выскользнув из рук владельца. Тупой наконечник со стороны рукояти представлял собой также мощный фонарь. Малозаметный переключатель со стороны рукояти активировал шокер, спрятанный на закругленном ударном конце тонфы, который поражал несчастного, на которого обрушивались удары, электрическим током регулируемой мощности. По словам Чанг-Су, в каждой из трех своих ипостасей (ударное орудие, фонарь, электрошокер) М3А1 спасла жизни большего количества офицеров полиции, нежели число учеников всего нашего курса. Инструктор относился к этому предмету с таким уважением, с каким, должно быть, лишь японские самураи обращались со своими мечами, и многие из нас невольно начали перенимать этот пиетет.
Сегодняшний учебный поединок был особенным тем, что посмотреть на него пришли аж два куратора учебных групп — куратор нашей группы сержант Иванкович и куратор ФЗОПАТ-109 сержант Стюарт. Именно поэтому, похоже, Чанг-Су решил выставить в первом поединке по одному человеку из этих двух групп. Шестьдесят курсантов и трое офицеров сидели на матах, образовывая широкий круг, в центре которого было пространство для учебного боя.
Я поднялся и вышел в центр, не чувствуя особой растерянности от того, что мне придется биться сегодня первым, да еще и перед лицом трех преподавателей. Я ощущал во всем теле прилив энергии, был по-хорошему напряжен и собран. Дюран — неплохой боец, но в этом виде боя я заработал хорошую репутацию — шесть боев и шесть побед со времени начала обучения. Больше из нашей группы опасались лишь Кенига — у него был удар нечеловеческой силы и уже двое после поединка с ним получили травмы.
Курсант Дюран решительно шагнул мне навстречу и даже подмигнул. Это был уверенный в себе черноволосый француз со смуглым от загара красивым лицом, любимец всей женской половины академии из-за своего смазливого лица и веселого нрава. Дюран был ниже и мельче меня, но небольшой вес обеспечивал ему преимущество в скорости, этот фактор не стоило недооценивать.
Когда мы сошлись в центре и, по традиции, легко коснулись ударными концами оружия, прежде чем разойтись по углам, в рядах курсантов прозвучало несколько приветственных криков, как обычно бывает, если сражаются курсанты из разных групп.
Мы были в защитных шлемах, щитках, наколенниках, налокотниках и защите для паха. Защита была одета поверх легких, плотно прилегающих штанов и маек, обеспечивающих максимальную свободу движений. В руках мы оба держали М3А1, снабженные для учебных поединков дополнительной резиновой оболочкой, амортизирующей удары.
Специальное устройство, которое держал в руках Чанг-Су, с помощью вживленных нам датчиков фиксировало количество и силу нанесенных ударов. По правилам побеждает тот, кто за три минуты нанесет больше прицельных ударов или сможет нейтрализовать противника. При этом курсанты обязаны контролировать силу и места нанесения своих ударов. Если кто-то трижды нарушит правила, он автоматически признается побежденным, да еще и получает штрафные санкции, обычно выражающиеся в уборке отхожих мест.
— Начали! — скомандовал Чанг-Су.
Мы немного походили кругом, постепенно сближаясь. Дюран быстро двигал плечами и корпусом, улыбаясь и как бы говоря «попробуй успей за мной». Я оставался спокоен и следил за его руками. Дюрана поддерживали несколько криков, в том числе женских, и это подбодрило его. Он атаковал первым, нанеся прямой удар в район груди. Я сумел от него уклониться, следующий — отбил, третий — опять отбил. Я никогда не спешил с атакой, давая противнику возможность раскрыться и потерять бдительность. Главное — не промахнуться в нужный момент.
— Поактивней, Дюран! Двигайся больше, изматывай его! — орал сержант Стюарт, известный своим крайне азартным отношением к таким поединкам и из-за этого порой дававший не самые лучшие советы.
Юркий француз скакал вокруг меня, как попрыгунчик, и мне приходилось живо вертеть корпусом, чтобы удерживать его в поле своего зрения. При весе почти в двести фунтов не так уж легко выдерживать такой темп, а я старался казаться даже более тяжеловесным, чем это было на самом деле, чтобы убедить Дюрана в том, что он прекрасно контролирует ситуацию.
Коварные удары обрушивались на меня с разных сторон и, под ликующие крики товарищей моего соперника, несколько из них преодолели мою защиту, позволив Дюрану заработать пару очков. Удары были несильными, касательными, и я просто не обращал на них внимания.
— Все правильно, Войцеховский. Спокойно, осторожно, — сказал сержант Иванкович.
Он был не столь азартен, как Стюарт, и считал устраиваемые инструктором единоборство на тонфах «понтами». «Если вам когда-нибудь и придется использовать эти штуки, то вы будете стоять в шеренге, закрываясь щитом, и тупо лупить ими того, кто будет прямо перед вами», — сказал он как-то. Но все же сержант, конечно, был на стороне своего курсанта.
— Дима, не спеши! — предостерегал Бен МакБрайд, с которым мы за прошедшие месяцы учебы успели завести приятельские отношения. — Не заводись!
— Хорош танцевать, нападай! — орал мне Кениг, но его выкрики я игнорировал. — Ты что, боишься его?!
Из-за моей пассивности симпатии болельщиков, в том числе из «нейтральной» ФЗОПАТ-115, все больше склонялись на сторону Дюрана. Он сделал ошибку — воодушевился моим бездействием, разгорячился и раскрепостился. Я еще ни разу не ударил его, и он стал чувствовать себя совсем свободно. Под крики поддерживающих его зрителей он нанес очередной удар с широким размахом. Я только этого и ждал — поднырнув под его руку, я, как копьем, ткнул соперника кончиком дубинки в солнечное сплетение. Он скривился от боли и невольно выпустил рукоять тонфы из пальцев. Дубинка повисла на ремне, а я уже поднес кончик своего орудия к его шее. Это означало поражение. Многие курсанты 109-ой группы испустили удивленный и разочаровывающий вскрик — так быстро все произошло. Одна девчонка из-за поражения своего любимца, кажется, едва не расплакалась.
— Минута и две секунды. Победитель — Войцеховский, — констатировал Чанг-Су бесстрастно.
— Черт! — от души выругался расстроенный Дюран, качая головой. — Я был уверен, что держу все под контролем!
