Порешили, что пограничник меня, если что, прикроет, заняв позицию в отроге оврага, а я сползаю, соберу нужное с трупов. На удивление меня не стало воротить от вида убитых, даже мертвый боец с разнесенной головой не вызвал никаких эмоций. Я уже в упор одну башку сорвал…
После трех ходок туда-сюда и шмона свалившегося в овраг поляка мы с Петром провели ревизию трофеев. Выходило следующее. В наличии шесть винтовок «Маузер 98К» и примерно четыре сотни патронов к ним, два МП-40 и восемь магазинов к ним, четыре сумки с гранатами-колотушками по четыре штуки, шесть штык-ножей, пистолет вальтер с полусотней патронов и тремя магазинами, револьвер «уибли» (охренеть — не встать!) и тридцать шесть патронов. Также фляжки и складные саперные лопатки — по восемь штук — и индпакеты разных размеров, два десятка. Нужным барахлом надо обживаться, и начало удачное. Документы с тел собрал в последней ходке, чем вызвал у помощника уважительный взгляд. Для себя лично прихватил с унтера кобуру для вальтера — и вскоре стал больше походить на офицера, повесив на бок кобуру с пистолетом.
— Так, боец Гарчук, бери себе автомат и занимай позицию. Продолжай наблюдение. А я к раненым…
С собой я прихватил второй эмпэшник и пару магазинов. Федор встретил меня вопрошающим взглядом.
— Отбились? Это были поляки?
— Да, Федор, отбились. Полякам ничего здесь не светит… Вот это немецкий пистолет-пулемет МП-40, тебе принес. — Светившееся от радости лицо сержанта изменилось и стало серьезным. — В магазине тридцать два патрона. — Я вытащил из приемника магазин и большим пальцем прижал верхний патрон. Он с легкостью ушел вниз. — Но их не снаряжают до конца, чтобы не ослаблять пружину. Здесь, наверное, тридцать. — Федор внимательно слушал и коротко кивал. — Магазин вынимается вот так, затвор взводится так. Нажимаешь вот здесь, у рукоятки, и откидываешь приклад. — Показываю, как разложить приклад. — Понял? Держи. — Сержант принимает у меня из рук эмпэшник и сноровисто повторяет несколько раз операции по перезарядке и раскладыванию-складыванию приклада.
— Но… оно мне надо? — приняв запасные магазины, спрашивает Федя.
— Надо, Федя, надо, — повторяю я фразу знаменитого актера Демьяненко из классической советской комедии «Операция «Ы» и другие приключения Шурика». — Ты же отсюда никуда не уходишь? — Федя скривился. — Слушай приказ. Охраняй раненых и наши тылы. — Федор даже слегка распрямился. — Молодец, а я пойду на ближних подступах с Петром вас охранять. Ты — мое тыловое прикрытие, Федя, — хлопаю бойца по ноге. Лицо сержанта неожиданно для нас обоих искривляет гримаса боли. — Почувствовал? — Боец, глотая слезы боли, кивнул и заулыбался. — Значит, поправишься! Скоро придет подмога. — Быстро осмотрев раненых, удостоверился, что все без изменений, и направился обратно к помощнику.
— Чуть не забыл, Федор, стреляй, если что, на поражение, не задумывайся. Только нас не подстрели… Хм… Вот что, если кто сюда будет идти, ну услышишь шорох, окликни и спроси: «Кто идет?» Мы с Гарчуком ответим: «Это я, почтальон Печкин». Понятно? — Сержант кивнул и перехватил автомат. — Ну, давай, я пошел.
— Будь осторожен, американец! — кричит мне в спину Федор.
На этот раз я ушел подальше от раненых и занял позицию не в отроге, а в кустах рядом с оврагом. Петр залег в тридцати метрах слева. Нормально — и он мою позицию видит, и я его. Заранее осмотрелся, убедился, что в моем секторе все спокойно, выложил перед собой винтовку, пару полных магазинов, набил пустые и решил уделить внимание своему будущему в этом времени. Стрельба за заставой опять началась, но из леса никто больше не лез. Ладно, во-первых, надо было хорошо продумать мою легенду. Прежде изучим свои собственные документы.
Так, мой армейский ай-ди. Майкл Пауэлл, первый лейтенант, 5 января 1918 года, ага, значит, мне 23 года. Цвет глаз серый — у меня серо-зеленые. Но в зависимости от погоды, бывает, цвет меняется на голубой или зеленый. Волосы русые — идеально. Вес — сто семьдесят шесть фунтов… А это сколько? Кажется, в одном килограмме два фунта с четвертью… Значит, делим на два с четвертью. Восемьдесят? Ага, я вешу семьдесят девять, ну не страшно. Хотя худоват вояка попался… Да и я туда же… Как меня в армию тогда взяли с недостатком веса, не понимаю! Рост — шесть футов и пять дюймов. Та-а-ак… Это где-то… Метр девяносто пять. А я — метр девяносто шесть. Отлично, просто супер! Дата выдачи документов 4 декабря 1940 года. Запомнили…
Теперь второй документ читаем. Народный комиссариат внутренних дел СССР. Главное управление пограничных войск НКВД. Начало заманчивое… Временное удостоверение №… Хорошо идем. Звание: первый (старший) лейтенант армии США. ФИО: Майкл Джонатан Пауэлл. Должность: инструктор по огневой подготовке. Еще лучше. Действительно: с 20 июня 1941 по 20 августа 1941. Личная подпись… Жуткие каракули, а не подпись… Командир в/ч… Имя, подпись печать. Ого, вот это бумажка. С таким удостоверением и повоевать, и пожить можно! Тут и мое звание подтверждается, и полномочия есть. Отличная такая бумажка — жаль, конечно, что я резко в звании вырос: я ведь не офицер, я — сержант. Ну ладно, радоваться и горевать буду потом. Посмотрим документы остальных моих товарищей-инструкторов.
Джон Хэнрикс, второй лейтенант, двадцатого года рождения, инструктор по стрелковой подготовке. Коллега, значит, пусть по легенде он был моим другом.
Эндрю Джэймисон, первый лейтенант, восемнадцатого года рождения, инструктор по оказанию медицинской помощи.
Томас Никсон, штаб-сержант, девятнадцатого года рождения, физическая подготовка. Классика, блин: как сержант — так качила, и всех до посинения гоняет.
Генри Эйч Куимби — ирландец он, что ли? Штаб-сержант, девятнадцатого года рождения, еще один «физик». Ясненько. Кто и куда, разобрался.
А кто я?
Хм… Со своим знанием русского языка я уже засветился по полной программе.
Как это оправдать? Русская семья эмигрантов? Нет, тогда имя было бы русским или хотя бы фамилия. Мама русская, а отец американец. Да. Мама, будучи маленькой, эмигрировала с семьей в США еще в конце прошлого века. В десятых годах уже этого века вышла замуж за американского бизнесмена Пауэлла. Взяла его фамилию. Когда я родился, по обоюдному согласию мне дали американское имя. А все же откуда вы, товарищ первый лейтенант, язык-то знаете? Мама старалась со мной общаться по-русски. Да и бабушка с дедушкой тоже. И вообще я в основном крутился среди членов русской диаспоры в Нью-Йорке или каком другом городе. Поэтому так хорошо знаю язык. Короче, корни у меня русские, и душой я к России тянусь. Вот при первой возможности и попросился с группой инструкторов на Родину моих предков. И знание двух языков мне сыграло на пользу, вот я здесь и оказался. Хотя к чему мне все это объяснять и кому, я вот не знаю. Бумаги у меня в порядке, а знание языка — это уже тонкости. Это сейчас обдумываю для себя самого, чтобы уверовать в то, что я — уже не я. Копни чуть-чуть — и рухнет моя легенда… Ох, беда…
