Генерала Роджерса Камерон принял в мастерской, так он называл просторную комнату, в которой, как ему казалось, мог работать придворный художник. Здесь должны были стоять его холсты, причем некоторые исполосованные кинжалом господина, которому не понравилась «эта мазня».
В другом углу наверняка должны были валяться бутылки из-под вина, художник обязан быть пьяницей, да и как не стать пьяницей, если хозяин все время пугает виселицей?
Несмотря на живое представление обстановки в подобной комнате, Камерон не стал оформлять ее под старинную художественную мастерскую, и у него здесь получилось скорее пристанище графского писаря.
Стол, несколько простых шкафов, деревянные кресла с жесткой спинкой, а также дубовый паркет под мастикой, домотканые ковры и побеленные стены.
Правда, в простом с виду шкафу имелся огромный бар, а за одним из гобеленов вход в туалетную комнату и обшитую кедром сухую баню, но если не знать об этом, выбор места для встреч мог показаться странным.
Вскоре послышались шаги, одни, едва слышимые, принадлежали кому-то из секьюрити, а громкие лязгающие — генералу. Он упорно продолжал носить сапоги со шпорами, отмененные лет тридцать назад.
Оставив гостя, секьюрити удалился, и генерал сам вошел под своды мастерской и стал с удивлением осматриваться, не сразу заметив сидящего в кресле Камерона. Лишь когда тот прибавил освещения, Роджерс заметил хозяина и поспешил к нему, протянув длинную руку, однако тот, даже не поднимаясь, лишь пожал гостю кончики пальцев и указал на соседнее кресло.
Генерал сел, еще раз огляделся и, покачав головой, сказал:
— В начале службы мне пришлось три года жить в подобной дыре, в одном далеком гарнизоне. И вообще, пока не зацепился на нужном месте, влачил весьма незавидное существование.
— Но теперь вы на завидном месте, генерал, — заметил Камерон, давая гостю самому соткать для себя паутину.
— А у вас в этих горах довольно мрачно.
— Горы часто заслоняют солнце, но в темноте не видно досадных оплошностей.
— Мистер Камерон, мне неловко признаваться вам, но наше дело пока не слишком продвинулось, — перешел генерал к главной теме.
— Да, видимо, это так.
— Поверьте, я прилагал немало усилий, я дошел до Министерства обороны, но там уже все поделили без нас.
— Ну разумеется. И в армейской среде старшие топчутся на головах младших.
— Приятно, что вы меня понимаете, мистер Камерон.
Камерон не ответил, глядя на гобелен.
— Я, конечно, понимаю, что… деньги придется вернуть, но, видите ли, в чем дело, часть из них я уже потратил на восстановление здоровья. Дорогие процедуры, знаете ли.
— Процедуры нынче не дешевы, — согласился Камерон, который знал, что на его деньги генерал Роджерс купил большой загородный дом с бассейном, куда чуть ли не ежедневно возил проституток и массажисток.
— Я буду отдавать долг постепенно. Вы не против?
— А что мне остается? — Камерон пожал плечами. — У вас ведь нет никаких активов, недвижимости…
— Никаких активов, увы, — развел руками генерал и даже шмыгнул носом. — Тридцать лет оттрубил и… никаких тебе радостей в жизни, никакой недвижимости… Вот она, благодарность государства, за которое… Ну вы сами понимаете.
— Понимаю, генерал, понимаю. Поезжайте домой.
— Прямо сейчас? — приподнимаясь с кресла, спросил Роджерс.
— Да, прямо сейчас.
— А как же деньги?
— Деньги? А какое у вас жалованье?
— Восемнадцать тысяч ливров.
— Немаленькая сумма.
— Ну… — генерал помялся. — Для лейтенанта немаленькая, но генералу кажется небольшой.
— Вот и будете отдавать постепенно, отчисляя половину жалованья.
— Правда, мистер Камерон? Вы действительно на меня не сердитесь?! — обрадовался Роджерс, вглядываясь в лицо хозяина замка.
Камерон подумал, что если бы генералу подали чашу с ядом, он бы разрыдался и ползал на коленях, вымаливая пощаду.
— Как я могу на вас сердиться? Это целиком моя вина — недоглядел.
— Благодарю вас, мистер Камерон! — затараторил генерал, пятясь к выходу. — Значит, врут про вас, будто вы бессердечный. Будто вы зверь, а не человек! А вы, оказывается, совсем другой! Огромное вам спасибо! Огромное!
Генерал выскочил из комнаты и побежал по галерее, рассыпая звонкое эхо от своих шпор.
— Большое спасибо, мистер Камерон, за два миллиона ливров, — произнес Камерон. Затем щелкнул передатчиком на лацкане пиджака:
— Смена, генерал нам больше не нужен.
— Понял, сэр, — ответил дежурный смены службы безопасности, выполнявшей не только охранные функции.
Еще не веря в то, что все так удачно сложилось и он обвел ужасного Камерона вокруг пальца, генерал Роджерс остановился на крыльце, поправил фуражку и с чувством собственного достоинства зашагал к своей машине, помахивая стеком и чувствуя всем телом взгляды местных секьюрити.
— Ну наконец-то! — обрадовался его шофер, ожидавший появления генерала. — Я тут такого страху натерпелся, ваше превосходительство!
— Дурак потому что, вот и натерпелся! — бодро ответил генерал и, нервно хохотнув, запрыгнул на заднее сиденье. Затем достал из походного бара бутылочку коньяку и основательно ее встряхнул.
— Ну так что, поехали, стало быть? — уточнил шофер.
— Стало быть, — кивнул генерал и, сняв фуражку, чтобы не мешала, стал пить коньяк.
Водитель завел мотор и стал аккуратно выводить машину к огромным воротам, которые начали медленно открываться. Лишь когда последний часовой у бронированных створок остался позади, он, наконец, перевел дух и, поглядев в зеркало на генерала, сказал:
— Они как выскочили, ваше превосходительство, так я прямо обмер! Подумал — ну все, с генералом покончили и за водилой пришли!
— Чего ты мелешь, кто куда выскочил? — недовольно спросил Роджерс и, сняв с языка соринку, отбросил в сторону. — Ну почему коньяк из Бамберга всегда с крошками табака, а? Как ты думаешь, капрал?
— Должно, они его на табаке настаивают, ваше превосходительство.
— Ну дурак ты, капрал, как есть дурак. Коньяк на табаке не настаивают! Коньяк — это целиком понятие фруктовое…
— Мне про то неведомо, ваше превосходительство, при моем жалованье коньяк вреден.
— А что же ты пьешь?
— Пиво.
— Ну, пока молодой, можно и в нужник побегать, а мне следует сидеть на месте и силы зря не расходовать. Тем более теперь, когда мы отбились от всех этих негодяев. А ты заладил свое — выскочили да выскочили. А кто выскочил?
— Волки Камерона. Как зыркнули на меня, а потом прыгнули в черный «бренин» и унеслись куда-то с глаз долой. И куда они поехали на ночь глядя, ваше превосходительство?
