В сельскую гостиницу расположенную на втором этаже трактира, я буквально залетел, перепугав сидящую за небольшим столиком дородную женщину.
— Простите — вежливо извинился я, переходя на вальяжный шаг.
Здесь мне опасность точно не грозит.
— Ничего страшного, добрый господин — отозвалась "местная" возвращая на лицо лучезарную улыбку — Желаю хорошо отдохнуть.
— Ага, спасибо — кивнул я и на мгновение остановившись у изумрудной двери, поинтересовался — А через сколько дней начнется полнолуние?
— Через три дня — незамедлительно ответила женщина.
Еще раз кивнув, я ввалился в свою комнату.
Сбросил мешок на пол, уселся рядом и, прислонившись к стене, вжал "выход".
Вспышка…
Выход.
Растущая цена. Реальные разборки в реальном мире. Кира. Веселые поминки. Горькая правда.
Реальный мир встретил меня неласково. Задеревеневшие мышцы не желали гнуться и отзывались на каждое усилие тупой ноющей болью. А в спине казалось поселился тот самый единоглаз, сладострастно тыкающий меня тупыми иглами при каждом движении. Особенно под правую лопатку и в основание шеи.
Охая, я с трудом выполз из кокона и в буквальном смысле рухнул на пол подобно бескостному сгустку слизи. В очнувшихся от сна мускулах не было силы. Впечатление, будто я не молодой мужик которому и тридцати нет, а восьмидесятилетний старец со всем набором сопутствующих такому возрасту болезней. Зато благодаря кокону я бросил курить… ага, помру здоровым… и молодым.
Прихватило меня…
С трудом поднявшись и дотащившись до коридора, я понял, что так дело не пойдет. Надо срочно привести себя хотя бы в относительный порядок. И горячий душ тут уже не поможет. Мускулам надо дать нагрузку.
С кряхтением подхватив собранный в мешки мусор, я вышел на подъездную площадку, заботливо прикрыв за собой дверь. Горестно посмотрел на кажущиеся слишком крутые ступени и, придерживаясь за стену, начал медленно спускаться, волоча мусор за собой. Не успел сделать и шага, как противоположная от моей дверь распахнулась и в проеме показалось сухонькое лицо старушки соседки. Варвара Павловна, почетная пенсионерка, которую боялся даже наш участковый полицейский. За язвительный язык, неуемное любопытство и слоновью память. И за болтливость. Стоит забыть застегнуть ширинку, на следующий день об этом будут знать все подряд.
— Ростичка, а что это ты милый за стеночку придерживаешься-то? — сразу перешла к атаке старушка, забыв поздороваться. И не спится же старой…
— Здравствуйте, Варвара Павловна — проскрипел я пересохшим горлом.
Черт, надо было сначала водички попить, а уж потом в подъезд соваться.
— И тебе не хворать, родненький. Так что за стенку хватаешься? Никак лишнего перепил? — участливо спросила пенсионерка, любопытно поблескивая глазами из-за толстых линз очков.
— Да что вы, что вы, сударыня — выдал я неожиданную для самого себя фразу — Спину прихватило, вот и маюсь, шагу ступить не могу. А как ваши дела, любезная соседка? Нет ли хворей каких? Не беспокоит ли подагра, и не замучил ли ревматизм?
Соседке понадобилась целая минута, чтобы переварить мой почти что древнерусский ответ, а затем еще минута, чтобы решить, говорю ли я серьезно, или же потешаюсь над старой. За это время я успел спуститься еще на четыре ступеньки, с трудом удерживая равновесие на дрожащих ногах.
Так и не придя ни к какому выводу, старушка подалась чуть вперед, явив мне старый домашний халатик невероятно пестрой расцветки и ласково прожурчала:
— Вижу, что не пил. Но вид нездоровый. Может нюхнул чего? Или кольнулся гадостью какой? Может скорую вызвать?
— Не дождетесь! — не выдержав, рявкнул я — Варвара Павловна, у вас что, других дел нет, кроме как за соседями шпионить и в чужие дела нос совать? У вас там очередной сериал не начался еще? Или спать идите!
Ишь старая! Бесплатных развлечений жаждет. Как говорится — хлеба и зрелищ. И побольше крови. Радостно вызовет скорую, а заодно и полицию. А потом будет причитать, что молодежь сплошь наркоманы да алкоголики и что Сталина на нас нет.
— Ты как со старшими разговариваешь! — обрадованно заголосила соседка на весь подъезд.
Не желая продолжать боевые действия на невыгодных для себя условиях, я ускорился и как беременная черепаха заковылял вниз по лестнице, инстинктивно втянув голову в плечи.
— Понаехали тут! Я в этом доме всю жизнь прожила! — продолжала самозабвенно разоряться старушка божий одуванчик — Честным трудом на жизнь зарабатывала!
А это-то тут причем?
— Будут мне еще всякие бездельники что делать указывать! Безработный!
"И про это уже знает" — обреченно подумал я, протащившись через лестничный пролет.
— Паразит! Наркоман! — звонкое эхо отлетало от бетонных стен и многократно отдавалось во всем подъезде. Скоро повылазят остальные соседи. Время то уже к вечеру, многие вернулись с работы.
— Бабуля! — не выдержал я таки и подал голос.
— Какая я тебе бабуля! Да не дай Господь такого внучка заиметь! По миру пустит!
— Да у вас вообще внуков нет! — рыкнул я, преодолев еще несколько ступеней — И детей!
И тут же пожалел об этом своем выкрике. Ударил одинокую старушку в самое больное место. У нее единственный сын погиб в каком-то вооруженном конфликте, не оставив после себя продолжения рода… Да достала просто уже! Я же ее не трогал!
— Ах ты… да лучше и вовсе детей не иметь, чем таких как ты!
— Вы и не имеете! — буркнул я себе под нос, но, несмотря на почтенный возраст, соседка мое бурчание великолепно расслышала.
— Да как ты смеешь! Мой сын геройской смертью погиб! За Родину! Орден дали посмертно! А ты… а ты… — неожиданно соседка всхлипнула и в этот момент я почувствовал себя последним гадом. Надо было держать свой дурной рот на замке.
Раздался легкий скрип отворяемой двери. "Вдруг как в сказке скрипнула дверь, все мне ясно стало теперь…" Еще кто-то вылез на шум…
— Варвара Павловна, случилось что? — обеспокоенно пробасили откуда-то сверху. По голосу я узнал Николая, сорокалетнего женатика, слесаря пятого разряда, которого любил и привечал весь дом. Еще бы — жене не изменяет, в рот ни капли не берет, да еще и всегда готов прийти на помощь, если что починить надо.
— Ой, Коленька — во весь голос зарыдала старушка — Что ж делается то… что ж делается… в родном подъезде унижают меня старую, погибшим сыном попрекают… не уберегла мол я сыночка своего любимого. Был бы здесь сейчас мой Алексеюшка, то разве ж дал бы мамку в обиду? Ох, сердце мое бедное…
