Вскоре Катя поймала машину — видавшую виды «Вольво». Мне предложила занять место на заднем сиденье, а сама устроилась спереди, рядом с водителем.
— На улицу Вильгельма Пика, — назвала она адрес. — К северному входу ВВЦ.
Конечно, ехать на машине было куда приятнее, чем в вагоне метро, я немного расслабился, откинулся на спинку сиденья и любовался видами через окно.
Несмотря на дождь, Москва выглядела празднично, но я знал, что это просто от непривычки путешествовать по поверхности. Сверху Москва воспринимается совершенно иначе, нежели из-под земли. Для пассажиров метро она имеет вид окрестностей разных станций, а для тех, кто ездит в машинах, город приобретает некую целостность. Причем это имеет не столько географическое, сколько психологическое значение. Начиная воспринимать цельность города, ощущаешь цельность мира вообще, поскольку для жителя мегаполиса город представляет собой если не весь мир, то огромную, а главное — постоянную его часть. Гриша, к примеру, похвастался, что, как купил машину, сразу пошел в гору. Для меня в этом не было ничего удивительного, хуже было то, что и сукой он тоже стал, причем редкостной. Ну зачем выключать мобилу? Неужели трудно ответить по-человечески, что нет, дескать, возможности устроить на работу. Я бы понял. А если бы сразу не выделывался, если бы честно признал, что на его мнение там не сильно опираются, я бы вообще не выезжал из дома и не тратил бы проходку в метро, правда, тогда мне бы не выпал шанс немного подзаработать.
Когда водитель нас довез и мы выбрались из машины, я запоздало спросил:
— Кать, а сколько за это платят? Ну, за съемку в рекламе?
Честно говоря, я не имел ни малейшего представления о расценках в этом бизнесе. Судя по журнальным статьям, модели получали очень много, ездили на лимузинах и жили в шикарных квартирах. Однако я отдавал себе отчет в том, что за разовую работу никаких головокружительных гонораров не будет. Дадут Долларов триста — и то хорошо.
— Ну, обычно башляют тысячу, — ответила она. — Иногда бывает и полторы, если поработаешь хорошо. Это только кажется, что работа легкая, а на самом деле не такой уж и сахар. Лампы шпарят в лицо, жарища, грима на лице вот такой слой. — Она широко развела пальцы.
«Ничего себе! — думал я между тем. — Тысяча баксов! Да на войне мне за три месяца столько не прилетало!»
Однако что-то меня насторожило, то есть тысяча долларов соответствовала моим представлениям о заработках в рекламном бизнесе, но такая сумма была все же великоватой для первого встречного. Отсюда можно было предположить другие единицы измерения этой тысячи, а именно — рубли. Тогда получалось до неприличия мало,
Если так, то схема разводки у меня более или менее вырисовывалась. Получалось, что меня хотели развести не на деньги, а на бесплатную работу. Не совсем, конечно, бесплатную, но стоящую значительно больше, чем за нее собирались платить. И Катя в таком случае выполняла те функции, которые я ей с самого начала приписал, — она искала и привозила лохов. В данном случае меня. Наконец до меня дошло, что именно не стыковалось в истории моей нанимательницы. Ну на кой черт надо было ехать к этому Алику? Его что, нельзя было вызвать на студию по телефону? Вообще дураком надо быть, чтобы попасть на такую удочку.
Ощущать себя лохом было в высшей степени неприятно. Но здесь была не война, здесь были совершенно другие условия, здесь сила, ловкость и боевые навыки, по сути, не значили вообще ничего, зато на первый план выходили хитрость, умение пользоваться чужими слабостями и знание расстановки сил. В общем, тоже боевые навыки, но несколько иного порядка.
С другой стороны, даже поняв суть разводки, я не собирался уходить. В моем нынешнем положении и тысяча рублей здорово бы меня поддержала. Короче, условия мне подходили в любом случае, так что я решил не уточнять, в рублях или в долларах измеряла гонорар Катя. Еще я подумал, что она, скорее всего, получает проценты от такой вербовки.
Фирма оказалась в здании киностудии имени Горького. На вахте охранник осмотрел мой паспорт и записал в журнал посещений. Катю он хоть и знал в лицо, но пропуск посмотрел. Через минуту мы уже спускались по лестнице в подвал. Пахло сыростью, снизу доносились гулкие голоса.
— Мы тут арендуем помещение для студии, — на ходу объясняла Катя. — Ну, в смысле Ирокез с командой.
— Помещение студии, где снимают рекламу, я представлял себе более презентабельным.
— На основании чего? — усмехнулась моя новая знакомая.
Этот вопрос поставил меня в тупик. А действительно, на основании чего люди делают заключения о том, чего никогда не видели? Получают информацию от знакомых? Нет, среди моих приятелей не было никого, кто бы работал в рекламном бизнесе. Из газет? Но я не мог вспомнить, чтобы читал статью о чем-то подобном. В конце концов, мне пришло в голову, что существует такой источник информации, как усредненное общественное мнение. Тысячи людей что-то видят, что-то слышат, с кем-то знакомы, затем они передают чуть искаженную информацию другим, она распространяется все дальше и дальше, все более искажаясь. Однако когда на ее пути встречается знающий человек, он корректирует информацию, вследствие чего искажения усредняются и, в конце концов, не превышают каких-то предельных значений. В результате получалось, что чем больше в обществе людей, обладающих достоверной информацией о чем-либо, тем более точным на этот счет можно считать общественное мнение. А сколько людей, в процентном отношении, задействовано в производстве телевизионной или журнальной рекламы? Единицы, если сравнивать с общей людской массой в Москве. А если по России смотреть, так эта цифра вообще исчезающе мала. Так откуда же взяться достоверной информации? Правда, все равно я не думал, что ролики о шикарных яхтах и дорогих машинах клепают в каком-то сыром подвале.
Тут меня осенило,
«Так вот откуда в общественном сознании мнение о рекламном бизнесе! — подумал я. — Из самой рекламы! Если загорелые модели пьют дорогое пиво на шикарной яхте, значит, и в реальности жизнь у них не менее шикарная. Человек рефлекторно верит движущемуся изображению, вот в чем дело».
Довольный догадкой, я догнал Катеньку в коридоре. Там, кстати, было не так убого, как на лестнице. А студия, куда мы попали, еще более соответствовала моим представлениям. Там были дорогие, как я думал, осветительные прожектора, белые экраны и штативы. На кожаном диване сидели трое тощих парней в кричащих нарядах и девушка возраста Кати. Она хмуро курила, стряхивая пепел в переполненную пепельницу. Макияж на ее лице показался мне ужасным — темно-коричневые тени над глазами, яркая помада, откровенно накладные ресницы и румяна как у царевны Несмеяны. Прическа тоже та еще — всклоченные крысиные хвостики, намазанные гелем для сохранения отвратительной формы. Мало того, волосы были неравномерно выкрашены в синий цвет. Рядом на столике валялись три пустые пачки от сигарет «Парламент» и пластиковая бутылка с остатками «Спрайта».
