«Бу-ум!!!»
В ушах свист тысяч фанатов на стадионе, осколки и отколовшиеся куски прилавка градом прошибли пластиковую перегородку, бетонная крошка оседала в проходе меж рядами крупным дождем. Это Рябе подсовывали экзотический фрукт, но он, зараза, слишком верткий, на гранату не возьмешь. Перепрыгнул тягачок через прилавок и под пулями низким самолетом — к отделу светильников. По ходу мне кричит, чтоб пример брал. Я сорвался с места, но нет, двое — это уж слишком яркий маркер для пулеметчика. Кого-то зацепит по-любому и этот «кто-то»… вдруг цыганка неточно разглядела?
А Ряба в последний момент передумал. Увидел, как разлетается вдребезги под пулями пластик и зеркала, а в трясущемся ролете появляются дырени размером с кулак, и упал под прилавок. Где-то на полпути между моим отделом с мобилками и заветным отделом с люстрами. Обернулся, вытаращил на меня обезумевшие, на диво одинаковые глаза. Смотрит так, будто это я тут засаду устроил.
— Пац-цан-ны… — заикаясь, потянул кто-то от мешков. — Пом-м-м… ги-и… Я здесь…
Водила. Живой еще.
Ряба что-то спрашивает, шевеля только губами, но я его не слышу. Украдкой выглядываю наружу. Вон он, в первым отделе, что у самого входа в павильон. Голова над верхней кромкой только торчит и ПКМ с сошками на перестенок меж отделами поставлен. Видать, на стол влез, ударник хренов. С его высоты пострелять нас, что сонных селезней. И по фиг, что темно, на фоне белых стен мы отлично выделяемся. Четкие мишени.
— Сложили оружие, живо! — хрипло рявкнул кто-то со стороны костра. — И маски свои говеные сняли! Чтоб мне рожи ваши поганые было видно!
Это был не пулеметчик, кто-то третий. Вероятно, тот, кто пустил нам гранату. Тогда отлично! Если учитывать, что охранники ни хрена не похожи на обдолбанных сопляков с одним «калашом», то теперь нам полная жопа. Никого не спасут мои шестнадцать патронов в открытом бою. Вот тебе и «всякий случай», чтоб не материться. А я же говорил!..
Лошары недальновидные, чтоб мне еще когда-то повестись на ваши гребаные предлоги!
— Пац-цаны… — булькает кровью наш проводник. — Заб-берите мен-ня…
Да, конечно.
— Допрыгались, с-сучата. Сложили стволы, сказал! — снова рокочет с той стороны. Начальник, видать. — А то на хрен бошки поотшибаю.
— Можно подумать, если сложим, то не поотшибаешь, — находит возможность шутить Ряба.
И голос не дрожит. Молодец тягач, держится как подобает каперу. Типа, и не зассали мы тут вас, а сейчас перегруппируемся, так и вообще вам задницы на флаг британский рвать будем.
Оптимист с пустым «макаром», блин.
Того, кто говорит, я не вижу. Темно слишком, костер в бочке еще немного и вовсе угаснет. Да и пулеметчика уже не видать. Перебазировался небось, ближе подбирается. Зато хорошо вижу две головы над диваном, торчат как и раньше, будто и не было тут пальбы никакой. Во сон, да? Спят как убитые. Или чего это «как»? Знать, незадачливых тягачей «дожки» поймали, по горлу чиркнули и оставили для приманки. А мы и повелись. То-то, я думаю, храпа нет. Куда там, с того света его не слышно.
— Жека, гребаный ты муфлон! — крикнул типа начальник. — Чего ты там сидишь? Пальни ему на хрен по ногам, чтоб не умничал.
А-а, Жека. Это, по ходу, тот, что в соседнем отделе, в шмотках сидит. Обычная тактика: один с той стороны, другой с этой, а третий у входа, с пулеметом. Ничего выдающегося. Да только Жека, который как раз и должен бы нас добивать, что-то совсем не похож на озверевшего «вована».[5] Мне маякнул, чтоб я к мешкам не совался, и по Рябе палить не спешит. Никак рекрутированный тягач? Совесть замучила в себе подобных стрелять?
— Бздычара ты, Жека, — забасил пулеметчик где-то совсем близко. — Левон, я же говорил, что не надо было этого ушлепка брать! Ему, с-суке, только на параше очка драить. Вернемся на базу, гнида, я его в корень зачмырю, быдло пятничанское![6] Понял, напарничек?
— Да вместе с тягачьем на фонарь пойдет, сука! — ближе хриплой Левон, ближе. — А, Женьчик? Хочешь на фонарь? Да не дрочи там, говнарь, раздави этих двух клещей. Или опять сопли пустишь? Какого хера Нанай терпит такого ублана, как ты?
Секу я вас, умники, не старайтесь. Командир спецом так долго хрипит, чтоб не слышно было как пулеметчик подбирается. Живыми взять хочет Левон. Выслужиться самому и братство свое «дожье» новым мясом потешить. Дык херушки вы меня живым возьмете. Я ко всему готов.
Вовремя обуздал мысли. Снаружи грянула тяжелая пулеметная очередь. Зазвенели по полу гильзы, где-то совсем рядом. Ряба, которому это все предназначалось, вскувыркнулся и с прыткостью мангуста дернул в сторону. В том месте, где он только что лежал, пол взрыхлился, облачка бетонного крошева взмыли серым фонтаном. Значит, пулеметчик где-то в проходе, между рядом отделов и бетонным прилавком.
Разноглазый тягач, подзадоренный грохотом ПКМ, шмыгнул в отдел люстр. Зацепил спиной продырявленный ролет, захрупотели под подошвами его берцев осколки разбитых плафонов. Хохотнул как-то так задористо, будто на американских горках поехал. Ох, аж зависть поначалу взяла. Надо же, получил билет на обратный рейс. Счастливчик, отделался легким поносом, это мне еще тут думать как с полрожком против двоих. Двоих же, надеюсь?
И уже когда я окончательно смирился с тем, что фарт неотъемлемо сопутствует Рябе, тот как заорет! Матом, воем. Задел что-то, повалился со звоном бьющегося стекла на пол.
— Чтоб тебя, пидор!!! Ах-хуе… Мля, ах-ху!.. Я… Твою мать, он в меня попал! Глеб!
— Пац-цанн-ыы… — едва слышно от мешков.
Мысленно перекрестившись, падаю на пол, выглядываю понизу из своего отдела с телефонами, как мышь, и стреляю наугад. Готовлюсь увидеть, как темный силуэт отбрасывает обратно на проход. Но пулеметчика в проходе нет. Черт! Патроны только зазря ушли.
Зато слышу возню и хриплое дыхание в соседнем отделе, где сидел в засаде Жека. Хм, а паренек-то непрост оказался. У них там, по ходу, свои разборки начались.
— Жека! — испуганно как-то, что девчонка, взвизгнул пулеметчик. Ну совсем не тем голосом, которым обещал на очках сгноить неверного.
Ух-ух! Жвын-нь! — как металлический трос обрезать. И потом словно карканье простуженной вороны. Брякнуло на пол что-то тяжелое, металлическое. Пулемет?
— Козлина, ты чо творишь?!! — басом орет Левон, приближаясь. — Отпусти его! Отпусти…
Лежа на полу, я вижу только его темную макушку. Поднимается-опускается быстро, в такт стуку ботинок по полу. За меня он, похоже, забыл. Вовсе со счетов списал.
Беги, малыш, беги.
Порываясь на помощь товарищу, он сейчас выбежит на проход. Останавливаю дыхание, смотрю на мир через прорезь прицела. Но нож, выброшенный из кабинки рядом, ударяется ему в горло раньше, чем я успеваю надавить на спусковой крючок. Он обхватывает рукоять обеими руками, вытаращивая глаза, но тут же валится с ног.
