— Когда-то я начинал с такого же звания, правда, не в системе Дакота, — словно повторяя свои мысли, негромко, так чтобы расслышал только Джеймс, произнес ректор. — Ты знаешь, что впервые встретил килрачей лишь в сражении при Церере шестьдесят восемь лет назад?
— Нет, сэр, — оставил бесполезные попытки справиться со своим голосом Джеймс. — Мне не говорили об этом. Неужели это правда?
— Да, это правда. Я хотел бы поговорить с тобой после церемонии. Зайди ко мне в ректорат, я буду ждать тебя, — сказал Бентаре. Улыбнувшись, он положил руку на плечо юноше и повысил голос, говоря уже для всех остальных:
— Не скрою, запрос Военного Совета удивил меня. Среди нас нет таких, кто бы помнил о чем-то подобном за все время работы в Академии. Но… — отступив на вытянутую руку от Джеймса, он оглядел его с ног до головы, — …но решения Главного Координационного Совета не оспариваются. Поэтому я поздравляю вас с окончанием Академии и желаю успешной службы в войсках Конфедерации, младший лейтенант Джеймс Ли Твист.
Гася улыбку, ректор протянул Джеймсу руку. И Джеймс, охваченный бурей противоречивых чувств, с гордостью пожал ее:
— Благодарю вас, сэр.
— Разрешите, сэр? — тихо пискнул коммуникатор на столе ректора Высшей Академии Космонавигации.
— Слушаю вас, — отвлекшись от созерцания целой кипы бумаг, ответил Роджер Бентаре.
— Пришел Джеймс Ли Твист. Он говорит, что у вас с ним назначена встреча. Пропустить его? — коммуникатор несколько искажал голос говорящего, но ректор почувствовал нотку заинтригованности в нем: известие о необычайном решении ГКСК и том, что один из выпускников Академии отправляется на легендарный «Гетман Хмельницкий» (который некоторые политики предлагали сделать военным символом Конфедерации), уже разнеслось по всей Академии. Сплетни, успешно действовавшие тысячу лет назад, с прежней эффективностью выполняли свою роль и в век технического прогресса, но это зависело скорее не от бездушных машин, а от практически не изменившейся за века человеческой природы. При мысли об этом старый экс-адмирал едва слышно рассмеялся.
— Сэр? — возглас из передатчика напомнил, что на другом конце линии дожидаются его ответа.
— Да, пропустите его. И не беспокойте меня.
— Слушаюсь, сэр…
Джеймс машинально пригладил волосы, и без того прилизанно лежавшие на голове, после повелительного кивка секретаря на пневмодверь кабинета ректора. В последний раз оглядев форму: нет ли где пылинки? — он решительно подошел к створкам двери и под любопытным взглядом секретаря коснулся блокирующей клавиши дверного замка. Зашипев, дверь разошлась в две стороны и сразу же закрылась за его спиной, стоило ему преступить порог.
Джеймс впервые был в кабинете ректора Академии и с интересом оглядывался по сторонам. Комната выходила окнами на западную сторону, и кроваво-красные лучи заходящего солнца бросали бурые блики на стены. Сам кабинет был обставлен крайне скудно, словно в подтверждение слухам про строгую и скромную жизнь главного администратора Академии. Вдоль стены по правую руку от входа располагались узкие полки забитые книгами, папками с документами, листами исписанного пластика; прямо напротив окна стоял массивный медного цвета стол, за которым восседал ректор, молча наблюдая за гостем. Над его левым плечом Джеймс отметил висящий в кольце силового поля Орден Конфедерации, награда, которой награждали в самых исключительных случаях; впрочем, сражение при Алосе-12 было одним из таких случаев.
Интерьер комнаты дополняли несколько легких стульев возле левой стены, полностью скрытой детальной схемой Конфедерации и известных людям приграничных секторов килрачей. Разглядывая карту, Джеймс заметил обведенный красным фломастером кружок примерно по ее центру; знаний юноши в космографии вполне хватило для того, чтобы определить какой именно сектор пространства отметил ректор: сектор Дакота, место его будущей службы. Скользя взглядом по карте, он не заметил, как ректор встал рядом с ним. Сей факт дошел до сознания Джеймса только тогда, когда, после длительного молчания, Бентаре обратился к нему.
— Готовишься?
Вздрогнув, как от удара током, Джеймс повернулся к ректору:
— Сэр? — но тот, словно потеряв к нему весь интерес, тоже рассматривал карту. Прошло наверно минут пять, в течении которых Джеймс не смел нарушить тишину, прежде чем ректор заговорил. Однако на сей раз трудно было понять, к кому обращался Бентаре: голос его больше напоминал не до конца очнувшегося от глубокого сна человека.
— Семьдесят пять лет назад я был таким же: молодым, нетерпеливым юнцом, горящем попасть в бой и громить «котов»; правда, я был немного постарше тебя. Тогда меня направили на станцию близ Юпитера, а после нескольких лет службы — на Цереру, где я дослужился до полковника. Потом была Церереанская битва, а еще позже — Алос-12. Долгий путь, как думаешь?
— Я..я думаю долгий, — запинаясь, ответил Джеймс, настороженно глядя на ректора. Поняв это, Бентаре рассмеялся и, жестом пригласив юношу в кресло, занял свое привычное место. Достав из стола тонкую сигару, он закурил ее и сквозь кольца дыма посмотрел на Джеймса.
— Как настроение? — внезапно спросил он. — Страшно?
«Страшно?» Джеймс задумался, морща лоб. Пожалуй: в конце концов, всей Конфедерации было известно, что самые ожесточенные бои шли именно в секторе Дакота, одном из ключевых мест, упорно удерживаемых человечеством. Отправиться на «Гетман Хмельницкий» — значит не просто подвергнуть свою жизнь опасности; это значило посвятить себя бесконечным поединкам в черных безднах космоса, где каждый из них мог закончиться твоей гибелью от руки фанатично ненавидящих человечество килрачей. «Правда стоит заметить, — подумал Джеймс, — что килрачи ненавидят и иные расы, с которыми им приходилось воевать, а для человечества и Конфедерации исключение делается в совсем другом смысле. За всю истории войны „коты“ не встречались с достойным себя противником, а тем более не терпели поражений, подобные разгрому на Церере».
Килрачи, испытывая к остальным расам отвращение, относились к Конфедерации и человечеству с большой опаской и своеобразным уважением. То, что они были фанатиками, отнюдь не делало их безрассудными камикадзе или дураками, хотя нередки были случаи, когда пилоты-килрачи таранили земные шатлы, погибая вместе с врагом. Но на это они шли лишь в самых исключительных случаях: когда не было другого выбора или когда ценой своей жизни они могли нанести серьезнейший урон противнику.
— Я никогда не видел живого килрача, — словно извиняясь, в ответ на вопрос ректора сказал Джеймс. — Но слышал, что они отважные бойцы и превосходные пилоты.
