Двое ближайших агентов с проклятьями отскочили. Хватка серого костюма ослабла, а его рот приоткрылся на долю сантиметра. Йетс уронил станнер на колени Есильковой и уселся рядом с ней.
— Спасибо, что дала эту игрушку, — тихо сказал он ей. — Теперь она не понадобится.
— Поехали, — закричал с заднего сиденья серый. — Мы уже опаздываем!
Другой охранник запрыгнул на ходу, когда машина уже набирала скорость. Сзади в закрытый автомобиль торопливо забирались оставшиеся пять агентов.
Есилькова вздохнула. Держа станнер за рукоятку, она передала его назад через плечо, не оглядываясь. Поколебавшись секунду, агент забрал его.
— Не время играть с ними в игры, солдат, — усмехнулась она Йетсу, слегка отвернув лицо в сторону.
Йетс провел указательным пальцем вдоль ее шеи.
— Нельзя позволять им много, Соня, — сказал он с наигранной веселостью. — Иначе будет хуже.
Он обернулся и посмотрел на агентов, сидящих за ними. Их симпатичные молодые лица были так же напряжены, как лицо Есильковой в коридоре при аресте. Это будет ребятам хорошим уроком. Пусть учатся, как обращаться с бомбой, иначе в один прекрасный день будет слишком поздно.
В противоположном направлении без сирен и мигалки промелькнула патрульная машина: движения по коридору не было, и предупреждать было некого. Где-то далеко слышался унылый двухтонный вой — кто-то все-таки использовал сирену.
— А на переднем сиденье, — обратился к Есильковой Йетс, — был капитан Арамский из третьего сектора?
Он хорошо контролировал свой голос, но кулаки его сжимались и разжимались, словно он душил змею.
Впереди, вдоль куска коридора длиной в триста метров, внезапно погасло освещение. Три секунды машина ехала в темноте, а потом тускло засветился потолок. Встроенные ренио-кадмиевые источники могли работать годы без подзарядки. Может быть, спасатели с Земли оценят этот вид освещения, когда прибудут сюда, чтобы поинтересоваться, что же все-таки произошло с лунной колонией.
— Да, — ответила Есилькова тем же безразличным тоном. — Отличный офицер в те редкие дни, когда трезв, — она помолчала, потом добавила: — И мне кажется, я знаю остальных парней тоже.
Они были в гражданской одежде. Высокие и такие здоровые, что каждый занимал в два раза больше места, чем обычный человек. На коленях у них были квадратные металлические коробки с ручками.
— Это ваши! — воскликнул Йетс. — Они тебя послушались. Скрести пальцы на счастье.
— Это были охранники из советского посольства, комиссар, — неожиданно сказал сзади агент.
Йетс вздрогнул и обернулся к нему. Закрытая машина нагоняла их в пятистах метрах. Ее скорость — около пятидесяти километров в час — была необычна для лунной колонии.
— Спасибо, — сказал ему Йетс. — Ты, дружок, не скажешь, куда мы едем?
— Э-э, ну туда, где был ваш кабинет, комиссар. Мистер Маклеод не объяснил нам, зачем вы ему понадобились.
Удар, с потолка посыпалась пыль. На мгновенье автомобиль оказался в душном темном облаке. Фары на лунные машины не ставили, потому что коридоры освещались всегда, и в них не было нужды. В облаке пыли от фар толку все равно не было, но если погаснет все освещение…
— Сэр, моя фамилия Стюарт, — неожиданно добавил серый костюм.
— Джэб? — предположил Йетс.
— Джим, сэр, — преданно ответил Стюарт. — Джеймс Эвелл Браун Стюарт… Но я использую иногда инициалы вместо имени — Джэб.
— Прямо одна большая счастливая семья, — проворчала Есилькова.
Следовавший за ними закрытый автомобиль проезжал перекресток Н — 3. Из бокового коридора вылетел огненный зигзаг и коснулся машины. Все восемь встроенных в колеса двигателей одновременно взорвались синими вспышками. Горящий автомобиль остановился, и оттуда никто не вылез.
— Мы уже почти добрались до места, — заметил Йетс, отводя глаза в сторону.
И не только они.
— Говорила я тебе, что оно направляется сюда, — произнесла Есилькова с мрачным удовлетворением.
Инструкция КГБ, которую Соня Есилькова изучала во время своей подготовки для работы на Луне, гласила:
«Главная трудность в борьбе с американской доктриной состоит в том, что американцы, как правило, не читают своих инструкций и часто не следуют своей собственной доктрине».
Эти слова пришли ей на ум, когда она, как преступница, ехала в машине американской разведки, а вокруг царил хаос. Доктрина в тот момент заключалась во взаимодействии между союзниками. Но американцы всегда в чрезвычайных ситуациях смотрели на Советы как на врагов. Даже статус ООН и заступничество Йетса не могли защитить ее от ареста.
А холеный молодой человек, который возглавлял арест, мог запросто застрелить ее, если бы не Сэм. Вернее, если бы не комиссар Йетс. Нельзя больше поддаваться фальшивому ощущению безопасности, что, если она спит с Йетсом, он может защитить ее. Американские чиновники ничем не отличаются от советских: дружба и любовь не дают никаких привилегий, ничего.
Как она могла это забыть?
Минский был прав. Она оказалась в центре событий — слишком близко, чтобы разглядеть проблему. Минский был всегда прав, иначе он бы не стал резидентом КГБ на Луне. В этом было мало хорошего. Ее близкие отношения с Йетсом и особое положение в глазах Шеннона только навредили ей. Как любой подвыпивший русский, она сама разрушила свою карьеру.
Жизнь — водка, водка — жизнь, чистая, без цвета и без запаха. Почему она всегда уступала Йетсу, его мальчишескому взгляду, когда он лез к ней под блузку?
Она больше злилась на себя, чем на американцев, воспользовавшихся ее глупостью. Гнев душил ее: если за этим не последует секс, то сойдет и насилие для разрядки.
Надо контролировать свое состояние, иначе произойдет конфликт, прямо здесь, среди врагов из ЦРУ, красивых парней в красивых костюмах.
Она смотрела в заднее окно на перевернутую горящую машину, где обугливались уже некрасивые американские оперативники. Потом Стюарт подвинулся и заслонил собою зрелище.
Больше смотреть было не на что, разве на Стюарта и его товарища. Эти двое здорово натренированы. Они расположились на сиденье так, чтобы пресечь любые попытки пленников к сопротивлению, например, если Есилькова вытащит откуда-нибудь ненайденное оружие и воткнет его в живот водителю. Или в горло. Или в ухо.
Она тряхнула головой и принялась смотреть вперед, предпочитая хаос, творившийся впереди, молчаливым фигурам американских оперативников. Она вспомнила изречение, предписываемое одному видному германскому военному: «Американская армия хорошо действует в военное время потому, что война есть хаос, а в американской армии хаос практикуется ежедневно».
