Видел я не раз такие неожиданные падения… Задал несколько вопросов – не приближаясь, не пытаясь произвести осмотр. И поставил диагноз:
– «Костоломка». Слышал о такой?
Судя по длинной и экспрессивной тираде, прозвучавшей в ответ, Чеширский слышал… И понимал, что ему грозит. Если бы здесь, в двух метрах, стоял операционный стол со всеми прибамбасами и готовая к операции медбригада – шансы бы имелись. А так – ни одного.
«Костоломка» – название не совсем точное. Кости она не дробит, не ломает, всего лишь активно пожирает из костных тканей соединения кальция. Кости остаются на месте, но теряют какую-либо твердость. Поврежденную конечность легко можно согнуть под любым углом, при желании даже завязать узлом. И странный недуг очень быстро распространяется по телу.
Чеширский, без сомнения, все это знал, пусть и в теории. И понимал, что спасти его могла лишь немедленная, в течение считаных минут, ампутация ног… Но тешить себя иллюзиями и требовать от меня проведения операции без наркоза и без необходимых инструментов не стал. Потому что это был другой способ умереть, но куда более мучительный.
Закончив материться, он тяжело вздохнул и произнес философски:
– Не планировал сегодня подыхать… Но так уж вышло. Может, опять удастся воскреснуть, как думаешь?
Я не знал… Зона в деле воскрешения мертвых отличается избирательностью и непредсказуемостью.
Не дождавшись ответа, Чеширский достал два шприц-тюбика, сделал по инъекции в каждую ногу. Никакой маркировки шприц-тюбики не имели, но наверняка в них не обезболивающее, «костоломка» лишней боли не причиняет, по крайней мере на первых стадиях. Эффективных лекарств от этого недуга тоже не найдено. Наверное, какой-то содержащий кальций препарат, способный замедлить процесс, я слышал о таких… Финал, впрочем, будет один: кости исчезнут совсем, и лишенное внутренней опоры тело окажется раздавленным собственной тяжестью.
Я подумал: попросит пристрелить его или нет? Очень многие, оказавшись в такой ситуации, просят… Но я недооценил Чеширского. Невеликий остаток своей жизни он планировал потратить с толком. Первым делом заявил:
– Все наши договоренности аннулированы. Форс-мажор, сам понимаешь. На Полигон ты пойдешь один.
– Да у меня там, собственно, дел никаких не осталось.
– Есть дело. Отключить Триггер. Настоящий. Тогда тот, который ты ищешь, исчезнет сам собой.
– Это очередная теория зоноведческой науки? Или ты сам только что выдумал, чтобы загнать меня на Полигон?
Тратить время, отвечая на мои ехидные слова, Чеширский не стал. Вместо того вывалил на меня целый ворох встречных вопросов.
– А у тебя есть выбор? Сколько ты зарабатывал на свой прибор? Пеленгующий, кстати, псевдо-Триггер с сомнительным успехом… А сколько еще будешь зарабатывать на прибор, его отключающий? На его разработку? На изготовление прототипа? Ты вообще уверен, что кто-то такой прибор способен разработать?
Речь Чеширского доказала: знает он много, но далеко не все… О функциях Пеленгатора, например, он осведомлен. Но только тех, над которыми работал Коала… Недаром мудрые люди придумали правило: никогда не складывайте все яйца в одну корзину.
Однако свой резон в словах Чеширского имелся. Отчего бы не пообещать без пяти минут мертвецу совершить экскурсию на Полигон? Взамен можно узнать что-нибудь интересное, а он, мертвец, никогда не узнает, исполню я обещанное или нет. Я и сам не знал. Если задача выполнима, отчего бы и нет. Но на верную смерть не полезу, надоели игры с воскрешениями.
– Убедил, – коротко сказал я. – Где именно находится Полигон?
Чеширский объяснил. И рассказал, что нужно сделать. По его словам получалось, что Триггер смогу отключить даже я, познаниями в технических науках не блещущий, – достаточно вырубить источник питания.
– Но есть одна загвоздка, – добавил Чеширский. – К Полигону пытались пройти многие. Но там стоит защита. Ни по земле, ни по воздуху не подобраться. Профессор Черный считает, что ты защиту пройдешь.
– С чего бы такая уверенность? Пророчество древних друидов? Или я таскаю на себе, сам не замечая, знак Избранного?
– Понятия не имею. Знаю одно: твоя операция на суставе была… в общем, не только на суставе. Больше ни о чем не спрашивай. Иди. «Костоломка» дошла до бедер. Скоро не смогу прикрыть спину.
– Ты и так не сможешь. Наши «друзья» залезли вон на ту крышу. Переправа для них сейчас как на ладони. Если повезет, мне дадут сделать один шаг по тросу. Если очень сильно повезет, то два. А если оставаться реалистами и не рассчитывать на везение, то застрелят еще на мосту.
– Иди по льду.
– Хм…
Я с сомнением посмотрел на движущуюся белую ленту, покрывавшую реку. Льдины со скрежетом сталкивались, наползали друг на друга, иные – те, что поменьше, – раскалывались, дробились на куски, а куски дробились снова, превращались в ледяное крошево. Точно так же будет раздавлен и раздроблен человек, угодивший в воду.
Кое-где ледяная мелочь, никак не способная выдержать человека, шла широкими полосами – не перепрыгнуть и не обойти.
Но все же маленький шанс имелся… Некоторые льдины – не то самые прочные, не то самые удачливые, – сокрушив собратьев-недомерков, неторопливо и уверенно плыли дальше, в сторону Финского залива… Если оседлать такую льдину-победительницу, то можно надеяться, что рано или поздно ее притрет к набережной или иному месту, пригодному для высадки. Но надежда больно уж хилая… Шанс превратиться в кровавое месиво значительно выше.
И я предложил Чеширскому альтернативный вариант. С честью погибнуть в бою, а Полигон посетить в следующей реинкарнации. Смерть от пули менее болезненна, чем от ледяной мясорубки.
– Не говори ерунды! – разозлился он. – Никто тебя убивать не станет! Еще не понял, как в нас аккуратно сегодня стреляли? Совсем не так, как поначалу. Они трижды тебя убивали и сменили тактику. Тебе прострелят ноги и не позволят умереть и воскреснуть. Иди!
И я пошел.
Льдина была одна из самых больших, метров пять в длину и почти столько же в ширину, я специально дождался такую, надеясь уплыть на ней подальше. Но и она треснула, не выдержав моего прыжка с пятиметровой высоты.
Можно было бы спрыгнуть с меньшей высоты, но я хотел, чтобы мост прикрыл мой маневр от взглядов людей в черном, особенно от тех, что вскарабкались на крышу.
Прикрыть-то он прикрыл, но удар от прыжка оказался слишком сильным – ноздреватую и неровную поверхность льда рассекла трещина. В первые мгновения казалось, что льдина, даже надколотая, все же сохранит целостность. Но нет, трещина оказалась сквозная, и две половинки удерживались вместе только за счет ледяных собратьев, стиснувших с боков, – и едва напор ослаб, трещина превратилась в щель, та начала увеличиваться, а моя половинка льдины стала крениться, заваливаться на нос, не выдерживая веса пассажира.
