Он ничего не боялся — мертвецу бояться нечего. Магический паразит тоже был не из пугливых — нет в этом мире оружия, способного ему навредить.
Этой ночью паразит испугался. Испугался так, что человеческий носитель забился в судорогах, упал на колени со столь сильным криком, что изо рта вылетели клочья подгнившей легочной ткани.
Магическая сущность обделалась от страха — к такому сюрпризу она не была готова.
А потом ребенок произнес несколько слов. Это не было приказом: он просто выдал хранителям информации о предполагаемом месторасположении носителей с кровью первого вида.
Информацией, полученной от столь авторитетного источника, пренебрегать не стоит.
Магическая сущность нуждалась в новом носителе. Старый уже обветшал — поврежденные ткани плохо подчинялись. Тело разлагалось, процесс разрушения ускоряли вездесущие насекомые и их личинки — даже ночная жизнь и пещерное укрытие не спасали от подобных неприятностей. Если впереди действительно расположились чужеземцы — это хорошо. Вряд ли они скрупулезно соблюдают законы Тропы — хоть в чем-то наверняка их нарушили. Здесь все просто: нарушил закон — превратился в изысканное лакомство. Теперь твоя кровь законная добыча, а мертвое тело подходящий сосуд для новой жизни.
Ну, или не совсем жизни…
Тропы не привязаны к конкретному миру — тянутся так, как им вздумается, пересекая их иногда по несколько раз. Местами они вообще не принадлежат рукотворной вселенной — именно по такому участку в срединный мир забралась эта сущность. В пространстве, лишенном материи и смысла, существование вечно и полно неутолимой тоски. Здесь оно немногим лучше, но все же приятнее — хочется продлевать его вновь и вновь. А для этого нужен физический носитель — бесплотная сущность в материальном мире обречена на постепенное растворение.
Если ребенок не обманул, сегодня сущность найдет новое тело, а старое обретет покой.
Лес впереди поредел, меж стволов засияли отблески костров. Человеческий лагерь. И вряд ли это паломники — паломников здесь давно уже нет. Да и жрецы никогда не позволяли хранителям тревожить свою паству.
Значит, жрецов здесь нет. Это хорошо — слова ребенка подтверждаются.
Пальцы, пачкая дерево сукровицей из трещин в расползающейся коже, обхватили рукоять топора. Гипертрофированные ногти при этом впились в запястье, но он не ощутил боли. Он давно уже не испытывал боли — примерно с тех времен, когда в последний раз эти ногти стриг. Остальные хранители, копируя действия непризнанного вожака, потянулись к своему оружию. Грязные ножны покинули заржавленные мечи и кинжалы, о старый щит стукнул набалдашник шипастой булавы, ввысь взметнулась хищная дуга крестьянской косы.
На следах богов трава вырастает высокая и сочная, вот только косить ее отважится не всякий — есть риск задержаться на Тропе надолго.
* * *
Часовой чувствовал себя неуютно. Дискомфорт какой-то. Вроде бы места тихие, ночь не дождливая, а что-то не то; не так все идет, как должно идти.
Все началось еще позавчера, когда их сотню, на ночь глядя, погнали на север. В настоящие дебри погнали — дорога почти везде проходила через столь дикий лес, что создавалось впечатление, будто движешься в огромной трубе — непролазные заросли слева, справа, и сверху тоже небо трудно разглядеть.
А потом обрушился этот дождь. Нет — неправильно! Это не дождь был — это, наверное, сам северный океан набросился на жреческий отряд. Таких дождей не бывает. Сами подумайте — видано ли дело, чтобы в дождь посреди дороги тонули солдаты? А они тонули. Отряд недосчитался одного бойца. Видимо лошадь взбрыкнула от близкого удара молнии, сбросив седока. Тот, оглушенный, захлебнулся в шаге от товарищей — те не сразу заметили неладное. А потом уже поздно было…
Вымокли, потеряли часть лошадей, промерзли до мозга костей. Та еще ночка выдалась. Но, несмотря на все приключения, выполнили поставленную задачу — достигли поворота проклятой Тропы, устроив лагерь и организовав наблюдение.
Утро было почти прекрасным. Дождь прекратился, в просвете рваных туч иногда даже Солнце проглядывало. Глядишь, и наладится погода — эта постоянная сырость давно уже всех допекла.
В жреческих отрядах свои порядки — седовласые светлые знахари не особо лезут в дела солдат, и не докучают дисциплинарными требованиями. Да и солдаты здесь необычные — почти все потенциальные жрецы, или, как минимум, послушники. Или дети жрецов. Каждая сотня будто большая семья — домашние порядки и атмосфера, далекая от обычного солдафонства. Жрецы командуют лишь номинально, а воины относятся к ним, как няньки к своим детям — заботятся и оберегают.
Вот и утром безо всяких приказов занялись обустройством лагеря. Хоть и устали все, но никто не отлынивал — дело ведь нужное. Армейские жрецы ничем не лучше штатских — любят комфорт и безопасность. Не стоит заставлять их жить в сыром и опасном лесу — настроение испортится. А жрецу плохое настроение ни к чему — мешает службу нести. Им ведь настрой нужен особый — с улыбкой должны работать, а не с мрачной рожей. Так что надо дружно постараться — пусть старшие улыбаются, а не ворчат.
Только валилось все у солдат из рук, и на душе паршиво было. Заготавливали тонкомер на бревна, уронили дерево на брата — плечо раздробило бедолаге. Четверка старших дружно похлопотала над пострадавшим, но все равно в строй встанет нескоро — травма серьезная. Разведчики, высланные во все стороны, вернулись усталые, мокрые, перепачканные паутиной с ног до головы, и с мрачными новостями. Не нашли они ни следов человеческих, ни звериных — будто вымерло здесь все. Зато попалось несколько скелетов людей и животных — по некоторым было понятно, что умерли они не своей смертью.
Может, конечно, у темнобожников так принято: трупами свои поганые Тропы заваливать — но все равно неприятное соседство.
Засеку по периметру лагеря делали с помощью танкетки и стального троса. И опять неприятность — под гусеницами разверзлась земля, и огнеметная машина завязла в провале. Пришлось бросать все и заниматься ее освобождением. Лопат на всех не хватало — работали кто чем мог. Завершить дело не дали — прилетел огромный самолет, покружился над лагерем, сбросил записку с приказом. Пришлось отрядить почти половину солдат на восток — там хватало больших полян и лугов вдоль ленивой речушки: надо подготовить место для посадки летающего исполина.
Оставшиеся продолжили раскопки, но чем больше они выгребали грунта, тем глубже оседала танкетка. Попытки подкладывать бревна ни к чему не приводили — они проваливались вместе с машиной.
