— Допустим, ты это понимаешь, но они… — начал было Ри, но не договорил — Кержак коротко глянул на него, и пилот послушно прикусил язык.
— Уважаемый, скажите, — орк ободряюще улыбнулся ученому, но с улыбкой получилось неважно — он забыл про свои клыки, и эффект получился не ободряющий, а, скорее, обратный. — Скажите, а как выглядело то, о чем вы рассказываете? Мы видели только голову в сфере, больше ничего. Что это было?
— Свет… — ученый зажмурился. — Невероятно прекрасный свет… Оно говорило только с «Великим», на прочих не обращало внимания…
— Говорило? — переспросил Ит.
— Да… о да… Оно говорило. Мы все слышали, что оно говорило. И чаще всего оно просило о чем-то.
— О чем именно? — требовательно спросила Дарли.
— Оно просило свободы. Жаль, что оно погибло, так и не получив ее. Жаль, что они убили Бога.
— Кто — они? — потерявшая терпение дварх-адмирал топнула ногой. — Вы можете ответить, в конце концов?!
Ученый посмотрел на нее и усмехнулся.
— Души… тут были души… ну, мы их так называли, — поправил он сам себя. — Сгустки света, полупрозрачные, с ангельски-прекрасными лицами. Они без препятствий проходили везде, но не уходили далеко от Бога. Бог говорил с Великим, но мы видели, что одновременно он говорит и с душами тоже. Сейчас их нет. Их сдерживал только «Великий», но ведь его тоже нет? Вы убили «Великого», а они — убили Бога, ведь так?
— «Великого» никто не убивал, он жив, — Тариэль с грустью посмотрел на Дарли. — Не совсем в моих обычаях так говорить, но мне тоже хочется сказать «Господи», — эльф смущенно хмыкнул.
— Ну, скажи, — вымученно предложила та.
— Говорю. Господи, что же вы наделали, — эльф сокрушенно покачал головой. — Оно пришло бы сюда, теперь я понял. Пришло — и отправилось бы дальше. Туда, где его место и назначение. А вы… вы искалечили и эту вселенную, и этого вашего несчастного Бога, который теперь рассеялся и никогда уже, наверное, не сумеет стать целым. Он стал…
— Он стал миллионами, — кивнул Ит. — Даже не миллионами, больше. И все эти миллионы несут теперь в себе зародыш зла и обиды на все и вся, я прав?
— Да, ты прав, — понурился Атон. — Примерно так оно и есть. И теперь, боюсь, работы по исправлению всего этого вам и впрямь до конца жизни хватит.
Ученый вдруг засмеялся меленьким тихим смехом.
— А братья Тирхио случайно не с вами? — спросил он.
Фэб пораженно уставился на него.
— С нами, — ответил он. — Но откуда вы…
— О, откуда… Оттуда. Легко было догадаться. Покажите им голову, — со смехом посоветовал он. — Покажите, покажите. Пусть увидят, что без истинного света все их знания — такая же вот пустышка. Нельзя верить в одну только науку.
— Вы их знаете? — поинтересовался Ри.
— Знал. Девять ступеней великой гармонии, как не знать. «Великий» хотел найти их и приставить к делу, да они сбежали куда-то, и не было времени их искать. Покажите им голову, — повторил он. — Пусть молятся на нее…
* * *
Несколько дней заняла спасательная операция — открывали свертку пространства, изолировали и уводили флоты, эвакуировали из подземного города людей, помогали безумцам и отчаявшимся. Несколько дней прошли в суматохе и неразберихе, но в какой-то момент последний корабль бывшего Братства был сопровожден в нужную локацию, последний пленник поднялся на борт последнего корабля миссионеров, и последний десантник покинул через гиперпереход опустевший Белый город.
Можно было уходить, но все чувствовали какую-то неясную смуту в душе, какую-то незаконченность происходящего, словно что-то мешало, не давало покоя, оставалось незавершенным.
— Что с планетой делать будем? — спросил Ри у Дарли, когда они, после того как основательно выспались, снова встретились на «Пути Тьмы».
— С одной стороны, надо бы ее сжечь, — дварх-адмирал задумалась. — С другой — нормальный кислородный мир, который те же Барды запросто пристроят в хорошие руки, благо что таких рук — предостаточно. Не знаю, Ри. Я не могу решить.
Атон, тоже находившийся в командном зале в тот момент, поднял голову.
— Ломать — не строить, — наставительно произнес он. — Сжечь, тоже мне, вариант.
— А что ты предлагаешь? — повернул к нему голову Фэб.
— Уничтожьте город и комплекс и оставьте мир, как он есть, — посоветовал эрсай. — Пусть идет своей дорогой. Понадобится кому-нибудь — заберут, зонируют. Не понадобится — значит, не понадобится. Вот и все.
— Может, ты и прав, — с сомнением заметил Кержак. — Но мир и вправду более чем хорош, вполне можно найти ему достойное применение.
— Вот вам бы только применение всему находить! — зло ощерился эрсай. — Мне что — повторить еще два раза нужно? Сказал же — оставьте мир в покое. Мягко так, скажем, намекнул. А вы опять за свое.
— Мне будет неприятно знать, что он… что он существует, — неожиданно для себя признался Ит. — Что он вообще где-то есть.
— Знаешь, дорогой, представь себе на секунду, что в этой вселенной есть те, кому неприятен факт и твоего существования тоже, — с неприязнью заметил Атон. — Что им, кому-то, неважно кому, неприятно, что на этом свете существуешь ты. Представил?
— Это что, на самом деле так? — с тревогой спросил Ри.
— Так, так, — покивал эрсай. — Палача уже забыли?
— Нет, — Ит поежился. — А ты можешь рассказать…
— Не могу, — отрезал Атон. — Это ваши дела. Сами, все сами. Расскажи им, покажи, да как же.
— Что же будет дальше? — Дарли смотрела на эрсай неподвижно, пристально, выжидательно. — Атон, что будет дальше? Что нам всем делать?
— Жить, — пожал плечами тот. — Что вам еще остается?
— Ну, Фэб…
— Денег я не дам. Не «нуфэбкай», это бесполезно, — категорически отозвался рауф.
— Ну, Фэб… Ну что ты, ей-богу, как… как не знаю кто? Чего ты злой такой?
— Я не «злой такой», рыжий, я, наоборот, очень даже добрый, но ты отлично знаешь, как я отношусь к подобным вещам.
За окнами столовой щебетали птицы — Ит только что вернулся с улицы, куда ходил, чтобы наполнить кормушки. Летнее утреннее солнце еще не встало над лесом, зарозовел только маленький кусочек неба, и скоро надо было бы уже выходить, но разговор, начавшийся с полчаса назад, все никак не заканчивался.
Вернее, он не заканчивался так, как хотелось начавшему его Скрипачу.
Тот в очередной раз стал канючить деньги для Ри, требовавшиеся на воссоздание Марии, а Фэб в очередной раз принялся повторять прописные истины.
Такие разговоры длились уже третью неделю. И стали Иту постепенно надоедать, поэтому сейчас он рискнул вмешаться.
