– Поблагодари, этих леди, Рауль, – посоветовал Верещагин. – Возможно, когда-нибудь построят музей, куда мы, сможем сдать этот флаг.
Когда Харьяло объявил батальону об экспедиции на Землю, последовала пауза, сменившаяся громким «ура», которое звучало около минуты, пока Матти не топнул ногой.
– Ребята заинтересованы, – заметил Кольдеве.
Потом Матти объявил, что полетят только сто сорок человек.
Батальон тотчас же начал свистеть – свист заменял русским неодобрительные возгласы – и скандировать «у Матти клопы в кровати», что было традиционной и довольно глупой реакцией на любой непопулярный приказ.
Потом Верещагин вызвал добровольцев. Половина батальона хорошо знала, что такое холодильная камера, и Верещагин не сомневался, что всем известно о действии временного сдвига на родственные и иные связи и что добровольцы понимают, как немного у них шансов на успех.
Для некоторых это было трудным решением, и Верещагин велел тем, кто вызвался сразу, обдумать все до следующего утра.
В конце концов осталось более трехсот добровольцев на сто сорок мест. Из резервной роты де Ветте вызвались только пятеро, зато пережившие недавние сражения солдаты 2-го взвода Дегтярева все до единого выразили желание участвовать в экспедиции. Верещагин отобрал нужное ему количество людей и поблагодарил тех, кому пришлось остаться. Он также включил в состав нескольких африканеров и ковбоев, но большую часть отряда образовали ветераны, проведшие с ним около шести лет. Никто его за это не упрекнул.
Мигер, Сниман, Караев и Томас должны были командовать штурмовыми отрядами под общим руководством Ханса Кольдеве, Дегтярев и Савичев – группами поддержки под руководством Полярника, Янковски – фрегатом, а Санмартин – корветом.
В качестве ядра штурмовых групп Верещагин отобрал людей из 1-го отделения 1-го взвода, 1-го отделения 2-го взвода, 2-го отделения 9-го взвода и разведвзвода. Он также взял минометную команду из 4-го взвода и некоторое количество бойцов из других стрелковых, саперного и авиационного взводов. Некоторых Верещагин выбрал, потому что они могли сойти за японцев, а других – из-за их опыта.
Матти Харьяло должен был остаться на Зейд-Африке, чтобы сформировать боеспособные силы из тех, кто не был включен в состав экспедиции.
Незадолго до отправления экспедиции в Ассамблее подняли вопрос о переименовании военных кораблей. Предложения переименовать фрегат «Майя» в «Ханну Брувер», а корвет «Аякс» – в «Луи Преториуса Снимана» были отклонены.
После продолжительной дискуссии «Майю» переименовали в «Генерала Хендрика Пинаара», а «Аякс» – в «Капрала Лайтуэлла Гомани» в честь покойного бойца 1-й роты с Ашкрофта. Люди Верещагина уже окрестили 210-миллиметровые ракеты, которые Рейникка погрузил на корвет, «карандашами Лайтуэлла».
Когда бойцы команды Янковски нанесли на корпус кораблей новые названия и изобразили четырехцветные флажки, они пририсовали также, маленькие белые виселицы на счастье.
Провожаемый огромной толпой, которая включала отпущенных из школ детей, последний челнок покинул космопорт под завывание волынок батальонного оркестра. В суматохе законодатели позабыли утвердить национальный гимн, поэтому оркестр исполнил «Маленького оловянного солдатика», «Свистящего свина» и наконец финский гимн «Наша земля».
Наблюдая за исчезающим в небе челноком, Матти Харьяло попросил Пера Киритинитиса:
– Ладно, скажи волынщикам, чтобы перестали, а то ребятишки уже затыкают уши.
Фрегат вроде «Хендрика Пинаара» не предназначен ни для перевозки войск, ни для восемнадцатимесячного путешествия – девять месяцев туда и, в случае удачи, девять обратно – без дополнительного снабжения припасами по пути. Тем не менее это отнюдь не маленький корабль. Еще будучи «Майей», «Хендрик Пинаар» имел на борту экипаж из ста тридцати человек для осуществления текущих операций плюс тридцать шесть человек для укомплектования трех корветов.
Вместо отсутствующих двух корветов Верещагин смог захватить два из последних трех челноков с Зейд-Африки, нагруженные снаряжением, и пару грузовых буксиров. Поместив в холодильные камеры коломейцевскую группу поддержки и часть других подразделений, в том числе Юрия Малинина, Верещагин сохранил достаточно пространства для штурмовой группы Кольдеве и их тренировок в выполнении предназначенной им миссии.
Прозвище Лайтуэлла Гомани – «Шустрик» – вскоре перешло и на корвет. «Хендрика Пинаара» экипаж прозвал «Дедушкой».
Санмартин и Коломейцев все свои силы тратили на дальнейшее усовершенствование их плана. Четыре раза прогнав через компьютер все мыслимые ситуации, они добились весьма сомнительного успеха, при котором практически не оставалось уцелевших. Приходилось вносить соответствующие изменения.
Принеся Хярконнену третью порцию таких изменений, Санмартин задал ему вопрос:
– Тимо, я заметил, что, когда мы моделировали атаку на здание министерства безопасности, на экране появился маленький срез с надписью: «Нажмите кнопку N для выбора варианта G». Что это значит?
– Давай посмотрим, – ответил Хярконнен, предлагая ему свой компьютер.
Санмартин запустил последний, пятый вариант моделирования. Хярконнен заимствовал графическое изображение зданий из архитектурной компьютерной программы, и министерство безопасности выглядело на экране поразительно реалистично.
– Архитектора, которые все это построил, следовало засадить в тюрьму, – заметил он, нажимая кнопку.
Здание куда-то провалилось, и перед Санмартином предстало изображение порта Токио. Внезапно из вод гавани вылезло ящерообразное чудовище и мерными угрожающими шагами направилось по Кайгандори-авеню в сторону министерства безопасности.
Санмартин скрестил руки на груди и посмотрел на Хярконнена.
– Это предложил капитан Кольдеве, – весело отозвался Тимо, когда компьютер начал подсчитывать, сколько понадобится времени, чтобы завладеть само. летом на одном из военных аэродромов в окрестностях Токио.
Спустя месяц после начала путешествия капитан Тихару Ёсида попросил старшего рядового Эрикссона, взявшего на себя обязанности неофициального лютеранского священника, а заодно и капеллана участников экспедиции, принадлежащих к голландской реформаторской церкви, приобщить его к голландскому реформаторскому вероисповеданию. Эрикссон, в равной степени хорошо знакомый с пулеметом и Библией, согласился без колебаний.
Возможно, самой жуткой деталью долгого путешествия был так называемый «фонд потерь». Внеся заклад в пять рандов, бойцы вытягивали числа от нуля до ста процентов. По возвращении половина фонда должна была отойти тому, чье число окажется наиболее близким к проценту потерь, понесенных во время операции; остальное предназначалось на благотворительные цели.
