– Скоро увидите, – Лена подмигнула Фролову, встала и скрылась за дверью душевой комнаты, которую указал ей хозяин квартиры.
Там оказалась маленькая душевая кабинка. Ничего лишнего: слегка покатый кафельный пол с решеткой слива; смеситель со шлангом, укрепленный на высоте полутора метров; небольшое зеркало; мыло и расческа на полочке; мохнатая желтая мочалка на гвоздике.
Лена вспомнила рассказы Ивана Степановича и Эда про жизнь в Большом метро. Из них следовало, что на большинстве станций люди не могли мечтать о такой роскоши, там кабинка имелась в лучшем случае одна на всех. Да что там душ – на обычных жилых станциях случались перебои даже с питьевой водой. Если бы Лену попросили описать Чернышевскую кратко, она бы сказала: «Грязь и вонь». На этом фоне Проспект Большевиков казался образцом чистоты, а квартира Фролова – царскими хоромами.
«Вот почему так? Почему одним все, а другим ничего?» – подумала девушка со вздохом. Но тут же одернула себя. С точки зрения жителей той же Чернышевской условия жизни оккервильцев мало отличались от роскоши, в которой купался барыга Фролов.
Лена быстро разделась. Удостоверилась, что дверь закрыта. Она боялась, как бы ее новоиспеченный «муж» не надумал начать исполнять «супружеский долг» прямо тут. Немного успокоившись, Лена открыла кран и подставила тело, утомленное марш-броском по поверхности и прогулкой по туннелю, под струю теплой воды.
Минут пять Лена стояла под душем, запрокинув голову и закрыв глаза, забыв даже о мочалке и мыле, позволяя воде свободно струиться по груди, животу, ногам.
От удовольствия у девушки буквально перехватило дыхание. Она не думала ни о чем – ни о своем шатком положении на станции, ни о войне, угрожающей ее родному дому, ни о том, что в соседней комнате сидит «муженек», предвкушающий бурную ночь любви.
Поток теплой влаги, заструившийся по коже Лены, заставил ее на несколько бесконечных минут отрешиться от всего…
Чудо оказалось недолгим. Что-то заскрежетало в трубах, кран громко булькнул, а потом выплеснул прямо на обнаженную грудь Лены порцию ледяной воды.
Девушка взвизгнула, отпрянула от душа. Едва не приземлилась пятой точкой на холодный кафельный пол. С огромным трудом ей удалось удержаться на ногах. К этому времени из душа снова потекла теплая вода. Но холодный душ не прошел бесследно.
– Не рано ли ты расслабилась, а? – обратилась Лена сама к себе, взяв с полки мочалку. – Или ты уже вырвалась из лап этого козла? Или ты уже нашла Гришу? За дело.
Лена принялась тереть бедра мыльной мочалкой. От мытья отказываться не имело смысла – кто знает, когда теперь снова ей посчастливится попасть в душ. Но и терять время впустую Рысева больше не хотела. Она вспоминала первую и последнюю попытку станцевать стриптиз перед учительницей танцев.
Мария Борисовна, услышав от девочки, какой именно танец она разучила, едва не лишилась дара речи. Наставница попыталась объяснить Лене, что стриптиз – искусство сомнительное. Рысева не желала слушать возражений.
– Чем этот танец хуже любого другого?! – возмущалась она. – Он красивый, сложный. Почти балет! Ну, или художественная гимнастика. Этому тоже надо было учиться. Люди в прошлом деньги огромные платили, чтоб на стриптиз посмотреть. Нет, я обязательно должна вам это показать.
И она добилась своего. Мария Борисовна согласилась устроить Лене одиночный прогон. Девушка огорчилась, узнав, что будет танцевать без зрителей. Как оказалось вскоре, отсутствие зрителей стало спасением для Рысевой, иначе ее подняли бы на смех.
В учебнике описывались разные пируэты, в том числе предельно откровенные. Имелись и такие позы, которые требовали невероятной гибкости и долгих изнуряющих растяжек.
«Проще узлом завязаться, чем так ноги вывернуть», – размышляла девушка, рассматривая схемы и фотографии.
Она выбрала два самых скромных упражнения, к тому же доступных для исполнения. Готовилась несколько дней, стараясь довести движения до автоматизма. И все равно стриптиз закончился полным провалом: мало того, что куртка, которую она сняла и небрежно бросила в зрителей, опустилась на голову Марии Борисовне, причем пряжка больно ударила наставницу по затылку, так еще и взмах ногой, который должен был выглядеть «воздушным, как бы парящим», кончился для девушки вывихом лодыжки.
Мария Борисовна с минуту молча наблюдала, как Лена, скривившаяся от боли, растирает саднящую ногу.
– Ну что, перебесилась? – произнесла она сурово, когда Рысева перестала стонать. – Все, хватит ныть. Ступай в медпункт. Через неделю возвращайся, будем танцевать гопак.
Гопак Лена ненавидела, но промолчала. Подволакивая ногу, поплелась она к врачу.
Вечером состоялся разговор с отцом. Лена ждала бурю. И не ошиблась. Отец взял со стола «Технику соблазнительного танца». Полистал. Отшвырнул в угол. Потом смерил Лену тяжелым взглядом и произнес:
– Да-а. Ну и дочь растет. Сегодня стриптиз танцуем, а завтра что? Бордель откроем?
– Но папа… – пролепетала девочка, кусая губы, едва сдерживая слезы. – Это же… Танец! Это… Это искусство! Это свобода, это пластика, это…
– Искусство, значит? Свобода, значит? Перед мужиками обнажаться. Бедрами голыми крутить. Да-а, Лен. Не ожидал. Ну ничего, дурь на то и нужна, чтоб ее выбивали. Сорок отжиманий с тебя и пятнадцать подтягиваний, – Святослав резко встал, давая понять, что разговор окончен, решение принято, приговор обжалованию не подлежит. – Тренируйся, вечером проверю.
Весь день в душе Лены клокотала обида на отца. Однако к вечеру она успокоилась, перестала прокручивать в голове их короткий тяжелый разговор. Трехчасовая тренировка в спортзале помогла побороть горечь обиды. А спустя некоторое время Лена, как это бывало почти всегда, признала правоту Святослава и больше об этой истории не вспоминала.
Но сейчас мимолетный опыт, полученный три года назад, пришелся как нельзя более кстати.
Прямо в душевой кабине, едва выключив теплую воду, Лена попробовала повторить одно движение, потом второе. Нагнулась. Подняла вверх ногу. Потом резко повернулась, едва не поскользнувшись на сыром полу. Конечно, до «соблазнительного танца» ее скромным потугам было далеко, но, посещая танцевальный кружок пять лет подряд, девушка выучила много движений. На их основе вполне можно было создать страстную, эмоциональную композицию.
«А ведь это почти боевое искусство, – пронзила сознание неожиданная мысль. – Танец и борьба в одном флаконе. Все эти выпады можно делать плавно. А можно и резко. И силу вложить можно разную. Ну, Фролов, держись!»
В идеале для стриптиза требовался шест, однако ничего такого в жилище торговца не было. Подумав, Лена решила, что справится и без дополнительного оборудования.
