Ощутив вдруг жуткую усталость, под тяжестью которой сами собой старчески сгибались плечи, Валерий Лыков, сопровождаемый немногочисленной охраной, двинулся к зданию терминала, на входе в который путь ему преградили репортеры. Нацеленные в лицо объективы телекамер и фотоаппаратов были похожи на винтовочные стволы расстрельного взвода, ожидающего команды.
— Господин премьер-министр, Камчатка вернулась под протекторат Москвы, а что дальше? — Журналист, повиснув на плечах образовавших живую цепь телохранителей, тыкал в лицо инстинктивно отшатнувшемуся Лыкову диктофоном. — Многие считают, что вы фактически узурпировали власть в стране! Когда будут проведены демократические выборы? Или вы намерены возродить в России диктатуру?
— Камчатка была и остается частью России, и российские солдаты умирали, спасая жизни ее жителей. Мне не нужна диктаторская власть, и я с радостью сложу с себя все полномочия, но только тогда, когда свое мнение сможет выразить каждый гражданин. Неспокойно на наших южных границах. Республики Северного Кавказа охвачены исламистским мятежом, подогреваемым враждебными силами извне. И пока там не восстановится мир и спокойствие, не будет никаких выборов, никакой демократии.
Телохранители, больше не церемонясь, оттеснили в сторону что-то истерично кричавших вразнобой репортеров. Едва Лыков вошел в необычно пустой зал терминала, к нему подскочил один из сотрудников администрации:
— Японцы прибыли! Самолет с делегацией совершил посадку десять минут назад!
Приземление летевшего курсом с юга легкого «Гольфстрим-IV», принадлежавшего Воздушным силам самообороны Японии, прошло почти незамеченным, поскольку все внимание собравшихся в Елизово людей было приковано к Валерию Лыкову. Небольшая группа солидных мужчин и нарочито строго одетых женщин покинула «бизнес-джет», выглядевший дорогой игрушкой на фоне могучих Ан-22 и хищных МиГ-31, пройдя в терминал, где их встречал глава правительства России.
Они встали друг напротив друга, два человека, олицетворявшие свои страны, державшие в руках всю полноту власти. На фоне Валерия Лыкова премьер-министр Японии, немолодой, но крепкий, как клинок самурайского меча, абсолютно седой сухощавый мужчина, казался маленьким и слабым, но держался уверенно, как только может человек, ощущающий за собой мощь целой державы.
Глава правительства России жестом остановил шагавших по пятам телохранителей, референтов и переводчиков, и, протянув руку для приветствия своему гостю, произнес по-английски:
— Будьте любезны, попросите ваших сопровождающих оставить нас на несколько минут. Прежде, чем мы вернемся под объективы телекамер, я хочу обсудить то, что рано выносить на публику. Мы оба, кажется, в достаточной мере владеем английским языком, чтобы понять друг друга без переводчиков.
Недоуменно пожимая плечами, японец все-таки обернулся к своей свите, растеряно переминавшейся с ноги на ногу в нескольких метрах за его спиной, приказав:
— Ступайте. Оставьте нас!
Убедившись, что рядом не осталось посторонних глаз и ушей, премьер-министр Японии вопросительно уставился на своего собеседника:
— Итак, ради чего вы пригласили меня сюда? Что вы хотите обсудить, господин Лыков? Или просто желаете позлорадствовать над нашим поражением, стоявшим жизней тысячам лучших японских юношей?
— Я хочу обсудить мирный договор между Японией и Россией, который мог бы быть подписан в ближайшее время, возможно, в несколько следующих часов.
Глава правительства Японии выглядел изумленным. Его вытаращенные от удивления глаза перестали напоминать наскоро прорезанные щелочки. А Лыков спокойно продолжил:
— Наши страны слишком долго находятся в состоянии войны. Но нам на самом деле нечего делить. Нет причины для вражды, если, в конце концов, перестать вспоминать давние обиды. В мире и так слишком много напряженности, слишком много тревоги. Мы с вами можем уменьшить ее, позволив миллионам людей засыпать спокойнее. И для этого не требуется особых усилий.
— Я не уверен, что могу обсуждать это сейчас… — По голосу, по выражению лица японского премьера было видно, несмотря на его азиатскую привычку скрывать истинные чувства, крайнее замешательство. — Я не был готов…
— Вы не желаете обсуждать возможность заключения мира? Значит, ваша страна готова продолжить войну? Еще слишком мало смертей?
— Мы не хотим войны, — отрицательно помотал головой глава правительства Японии. — Но есть вопросы, требующие обсуждения. Северные территории…
— Нет, тут нечего обсуждать. — В голосе Лыкова прорезалась сталь. — Сахалин и Курилы — часть России. Так было и так будет. Тысячи русских солдат, летчиков, моряков заплатили своими жизнями за право называть этот край русской землей. Слишком много их нашли вечный покой под сенью этой тайги, чтобы забыть о такой жертве, предав их память. И мы никому не уступим то, что обрели такой ценой. Мы не заглядываемся на чужое, но и того, что принадлежит нам, не отдадим никому и ни за что. Я предлагаю вам мир, здесь и сейчас. Примите — или отвергните, и тогда война придет на ваши берега, войдет в дом каждого японца! Да, нам придется дорого заплатить за свою победу. Японские солдаты умеют воевать, это достойный противник, которого нельзя не уважать. Но уважение — не страх. Мы не боимся никого и ничего. И мы одержим верх! Возможно, вы примете мое предложение, увидев лежащий в руинах Токио? Что ж, пусть будет так!
— Если Россия проявит агрессию, вам придется вступить в бой не только с моей страной!
Валерий Лыков усмехнулся:
— Имеете в виду США? А зачем американцам умирать ради интересов Японии? Вам не кажется, что последние месяцы именно японские молодые люди, будущее вашей нации, гибнут во имя интересов Вашингтона? Все, что делает Америка, она делает во имя самой себя. И вскоре за это заплатит, сполна отдаст все давние долги. А вы — вы решайте, нужна ли вам чужая война! Но будьте уверены, мы не отступим!
Премьер-министр Японии опустил голову, погрузившись в размышления. Валерий Лыков не мешал ему, отступив на пару шагов и рассматривая окутанные полупрозрачной дымкой вершины сопок, поросшие тайгой, возможно, никогда не видевшей человека.
— Что ж, господин Лыков, вы правы, — наконец нарушил молчание японец, немолодой, видевший на своем веку многое, заставший империю на пике могущества, помнивший горечь и позор капитуляции и своими руками помогавший возрождению своей страны. — Здесь нечего обсуждать. Я готов от имени своей страны и японского народа подписать мирный договор с Россией немедленно!
