Умка увидел Плотникову. Она поднималась из травы – лицо в крови, рот приоткрыт: наверное, она что-то говорила. Может быть, звала? Сергеев сделал шаг и упал на колени, недоумевая, почему же он так замерз под таким ярким солнцем, буквально выжигающим глаза своим нестерпимо белым светом. Свет заливал все, как молоко, и сосны растаяли в нем, но Михаил еще увидел в белом растворе Маську – живую, невредимую, бегущую к нему вместе с матерью. А потом солнце стало черным, и мир сжался в непонятную сияющую точку в зените.
И исчез.
* * *
Замерзнуть, в принципе, можно даже в самой теплой воде. К исходу третьего часа Сергеев уже жалел, что на них летние гидрокостюмы. Вначале вода показалась теплой, как парное молоко, а само погружение простым, словно тренировка в бассейне. Шли плотной группой, связанные фалом, на глубине 10 метров. Возглавлял отряд Гюстав, и только у него были свободные руки. Остальные несли на себе достаточно тяжелые свертки с одеждой и резервным вооружением. Основное оружие должно было попасть на борт сухогруза во время погрузки, в одном из контейнеров, но Исмаил решил перестраховаться. Сергеев только молча кивнул, соглашаясь – он бы и сам не полагался на кого-то постороннего. Оказаться на борту судна противников с голыми руками – крайне сомнительное удовольствие. После недолгого обсуждения того, что надлежало взять с собой, остановились на пистолетах и автоматических винтовках плюс небольшой боезапас к ним, и, подумав, добавили по несколько гранат на человека.
На словах все казалось крайне необходимым и легким, а вот тащить амуницию на себе, скользя в темной воде над дном залива, требовало немалых сил и, главное – сноровки. Сноровка же была далеко не у всех. О том, что за плечами у Базилевича только лишь пара погружений на египетских курортах, можно было догадаться заранее, а вот то, что Хасан плохо переносит ночные погружения, похоже, не знал и сам Аль-Фахри. Он, конечно, не запаниковал, но о том, чтобы доверить ему буксировать тяжелый груз и речи быть не могло – если не потеряет сверток, то утонет сам – ограничились винтовкой и несколькими обоймами. Включать фонари пловцы не могли, в прозрачной воде на сравнительно небольшой глубине, их вполне могли засечь по световым пятнам с патрульных катеров, барражировавших у входа в зону пирсов и по заливу.
Пирс, к которому была пришвартована «Тень Земли», был связан с берегом бетонным молом, вдоль которого тоже были обустроены места для швартовки, рассчитанные на суда с небольшой осадкой. В первые же минуты по прибытии Конго завел грузовики на пирс и поставил охрану у въезда на мол, отсекая от груза, как местные власти, так и любопытных аборигенов. Если бы не предусмотрительность Гю, направившего оружие для группы в порт заранее, то ситуация была бы еще более сложной.
Плыли долго, но, как, оказалось, доплыть – это еще не все дело. Когда они вышли на поверхность у самого борта сухогруза и смогли перевести дыхание, лестницы в условном месте не оказалось. Пирс был совсем рядом, его от пловцов отгораживал корпус судна, но вскарабкаться на мол было практически невозможно – ярко горели мощные прожектора, превращая бетонную площадку в залитое беспощадным светом подобие футбольного поля. На нем, практически не отбрасывая тени, стояли запыленные, грязные грузовики Рашидовского каравана, черные джипы и пикапы охраны. Конго лично следил за тем, чтобы народ не дремал, прохаживался туда-сюда и раздавая сигареты вперемешку с оплеухами. Ревели моторами дизельные автопогрузчики, лязгал мостовой кран, слышны были гортанные крики рабочих, цеплявших контейнеры за проушины.
– Ты же говорил, что ночью они грузиться не будут, – сказал Сергеев французу.
Тот только пожал плечами и поплыл вдоль борта «Тени Земли», разыскивая лестницу. Но лестницы не было. Отсутствие веревочного трапа Гюстава вовсе не обеспокоило, (мне бы такую уверенность, подумал Сергеев!), он поддул жилет, сдвинул маску на лоб и жестом предложил остальным членам группы последовать его примеру. Исмаил тоже вел себя спокойно, ведь до рассвета оставалось еще три часа, а пока можно и поболтаться в воде поплавком, мирно покачиваясь среди разнообразного мусора, прибитого легкой волной к пахнущему мокрым железом борту «Тени Земли».
Несколько раз Сергеев осторожно, без всплесков, подплывал к носу сухогруза и оттуда наблюдал за происходящим на пирсе, однажды компанию ему составил Хасан, уже пришедший в себя после подводного плавания в кромешной тьме. На втором часу ожидания совсем близко, обдавая борт судна мертвенно-синеватым лучом носового прожектора, прошел сторожевой катер охраны, и им пришлось второпях погружаться, но сторожевик, тарахтя старым дизелем, прошел мимо, и снова на воду упала чернильная густая тьма, в которой надо было терпеливо ждать…
Несмотря на заверения Гю и Исмаила, авторитета и денег Рашида хватило на то, чтобы начать погрузку ночью, и если бы не обычная леность и нерасторопность местного персонала, судно могло выйти в море еще до рассвета. Но на удачу пловцам, болтающимся уже который час в грязноватой воде у борта, контейнеры с электроникой перегружали с большой осторожностью и на это ушло много времени. В числе других, на борт попали и те самые, два, из-за которых и заварилась вся каша. Определить, в каких именно боксах содержится радиоактивное сырье, можно было за полминуты с помощью портативного счетчика Гейгера, но для этого надо было, во-первых, подняться на борт, во-вторых, иметь этот самый счетчик. Стрела крана несла вверх огромные сорокафутовые ящики, а Сергеев провожал их глазами, сидя по брови в воде у форштевня и пускал от бессилья пузыри. Если была допущена ошибка, то в любой момент, не дожидаясь пока их абордажная команда окажется на борту, сухогруз отдаст концы и тронется в путь через море. Времени на принятие нового решения становилось все меньше, а Гюстав с Исмаилом по-прежнему ждали, как ни в чем не бывало.
Когда на пирсе принялись готовить специальные платформы для погрузки автомобилей, Умка начал замерзать и нервничать. Вода вытягивала из него тепло, ласты сдавливали налившиеся ступни, а приплывшая из темноты раздувшаяся, как резиновая игрушка, мертвая собака, стала последней каплей переполнившей чашу терпения. Пора было выдвигаться на разведку и искать место, где можно подняться на пирс, тем более, что на востоке уже посветлело, пусть едва заметно, но посветлело. Рассвет мог в любой момент вынырнуть из-за горизонта: в этих широтах и ночь, и утро приходят внезапно, словно кто-то наверху поворачивает выключатель, а с рассветом для них, так или иначе, начнутся неприятности. Воздуха в баллонах на обратный путь, конечно, хватит, а если вдруг не хватит? Играть Ихтиандра в акватории порта без наличия жабр Сергееву не улыбалось. Поэтому, когда неподалеку от них воды коснулась веревочная лестница, Умка испытал изрядное облегчение. Как, впрочем, и все остальные.
