— Только попробуй! — зарычала она, заметив, что Арти тянется рукой к карману с телефоном. И сорвавшись в джуше, мигом оказалась рядом. — Я не хочу, чтобы все это видел кто-нибудь еще. Понял?
Ощутив ее нож возле своего горла, де Коннэ растерянно кивнул: в ее последнем предложении присутствовала определенная логика. А вот что она собиралась делать дальше, Арти себе не представлял…
— Блин!!! — взвыла Маша, услышав грохот сапог, ударившихся о палубу чуть ли не прямо над головой. И, мгновенно ускорившись, исчезла в дверном проеме.
Арти, естественно, рванулся за ней. Тоже в джуше. И, добежав до выхода на палубу, еле удержался, чтобы не врезаться лицом в ее спину: превратившаяся в соляной столб девушка смотрела на висящий в полутора метрах от правого борта корабля силуэт флаера. Вернее, на Ольгерда Коррина, замершего рядом с обломком грот-мачты. Бледного, как смерть. И с непередаваемой мукой во взгляде глядящего на свою жену…
Горячечный шепот капитана Алиды, раздавшийся у самого уха, заставил королеву отбросить в сторону одеяло и рывком вскочить на ноги:
— Что случилось? — нашарив рукоять своего меча, и на всякий случай выдернув клинок из ножен, встревожено спросила Шеина.
— Там, на палубе, король Ольгерд и еще один такой же громадный мужчина… Требуют разбудить господина Ремезова… Что мне делать?
Вцепившись ногтями в бедро, чтобы проснуться, если это сон, королева обалдело уставилась на капитана:
— Ольгерд Коррин? Ты ничего не перепутала?
— Никак нет, Ваше Величество! — изо всех сил замотала головой Алида. — Он самый! Откуда он тут взялся? Ведь корабль — в море! Мы никуда не приставали!
— Н-не знаю… — швырнув меч на кровать, королева быстренько оделась, и, распахнув настежь дверь каюты, осторожно выглянула на палубу.
— Че прячемся? Али не соскучилась? — услышав знакомый рык Ольгерда, Шеина улыбнулась в тридцать два зуба и как несмышленая девчонка, побежала ему навстречу.
— Ты откуда тут взялся? — оглядев осунувшееся лицо короля Аниора и заметив красные от недосыпания глаза, спросила королева. — У вас там все в порядке?
С лица Ольгерда мгновенно исчезла улыбка, он помрачнел, и, отведя в сторону взгляд, пробормотал:
— Сема вызвал. Сказал, что я тут очень нужен. А так нерешенных проблем предостаточно. Да ладно, не загружайся — разрулим как-нибудь… Где этот бездельник?
Почувствовав, что ее собеседник не расположен говорить о своих проблемах и старается сменить тему, Шеина выразительно посмотрела на замершую около мачты Алиду, и та, мгновенно уловив намек, унеслась будить господина Ремезова с супругой.
— Привет, Угги… — изобразив на лице беззаботное выражение, королева подошла к восседающему на бухте троса здоровяку, и, склонив голову на плечо, осмотрела его с ног до головы: — Ты, кажется, стал еще мощнее…
Как ни странно, отмалчиваться воин не стал. Улыбнувшись, он мотнул головой в сторону своего короля, и, похлопав ресницами, пробормотал:
— Есть к чему стремиться…
— А жаль… — притворно вздохнув, она схватилась за голову. — Небось теперь и ты уведешь кого-нибудь из самых близких моих подруг?
— Угу… — кивнул Угги. — Планировал аж троих…
И, заметив недоумение на лице собеседницы, расхохотался:
— Просто мелкие они у тебя. Одной, боюсь, не хватит…
— Вау, пацаны!!! — радостный вопль Семы, раздавшийся с носа корабля, помешал Шеине придумать какой-нибудь остроумный ответ. — Тут такая прикольная тема нарисовалась… Есть маза построить китайцев… Блин, а Глаза не привезли? Жаль… Он бы, в натуре, оценил…
— Слышь, Ремезов, ты что, решил нам его заменить? Что за сленг? — хмыкнул Ольгерд, и, ехидно посмотрев на королеву, поинтересовался: — Кстати, а как насчет того, чтобы предложить гостям чаю, печенья или хотя бы присесть?
Пристыженная Шеина закусила губу, развернулась к толпе матросов и солдат, собравшихся на палубе, и через мгновение вокруг закипела бурная деятельность. Рядом с королем Ольгердом возник большой королевский прогулочный набор мебели, включающий в себя два стола — для королевы и ее гостей, — десяток плетеных кресел, балдахины, и, конечно же, походный трон. Правда, куда ставить трон, растерянные гвардейцы так и не сообразили. И держали его в руках, так как царственных особ на палубе было двое, а подобающее им сиденье — всего одно.
Ольгерд, заметив возникшую заминку, ухмыльнулся, и, пододвинув к себе обычное кресло, аккуратно опустился на его сидение…
…Барк дикарей, так и стоящий на якорях в двух полетах стрелы от берега, оказался полон уроженцев Желтого континента, жаждущих посмотреть на обещанный поединок. Полуголые воины, покрытые замысловатыми узорами преимущественно красных оттенков, столпившиеся около левого борта своего корабля, с интересом наблюдали за тем, как «Осьминог» медленно входит в бухту. Что удивительно, вся эта масса людей стояла молча, практически не двигаясь, и утреннюю тишину нарушали только хлопки опускаемых парусов «Осьминога», скрип вант и тяжелое дыхание выполняющих свою работу матросов.
Все время, потребовавшееся экипажу ниангцев на то, чтобы развернуть корабль носом к открытому морю и встать на якорь, людоеды ждали без каких-либо признаков нетерпения: солнце, окрасившее небосвод алым, еще не показало своего краешка, а, значит, время, на которое планировался поединок, не наступило.
Зато как только с борта «Осьминога» спустили шлюпку, в толпе дикарей началось шевеление: стоящие в задних рядах воины пытались встать на цыпочки, чтобы увидеть того, кого Сема назвал Отцом Всех Воинов из-за Скалистых Гор. Толпа любопытных, столпившаяся у одного борта и на реях корабля, было так велика, что барк ощутимо накренился. А кому-то из вождей, сообразивших, что так недолго и перевернуться, пришлось подать голос. Часть зрителей дисциплинировано сделали несколько шагов назад, и бедный корабль ощутимо замотало вправо-влево.
Тем временем Ольгерд, Угги, Сема, Клод и четыре бойца Ремезова уже спустились в шлюпку. Для того, чтобы не остаться на борту «Осьминога», Шеине пришлось забыть про положенную королеве степенность и съезжать по штормовому трапу прямо в руки ухмыляющегося супруга баронессы Золиа. Не успела Шеина усесться, как шлюпка, сорванная с места мощным гребком, на хорошей скорости отошла от борта корабля.
…Десятник Байлар Ренк, за прошедшую ночь лишившийся еще нескольких мышц, пребывал в состоянии наркотического опьянения — глаза обрубка, некогда бывшего человеком, лихорадочно блестели, а на его лице играла слабая улыбка. Стоящий рядом дикарь, дождавшись, пока все девять «гостей» заберутся на борт барка, выхватил из-за пояса короткий кривой нож, несколько раз уколол им монаха, а потом, опустившись на одно колено, поводил клинком перед лицом имперца. Заметив ужас, появившийся в глазах десятника, Шеина еле удержала на лице бесстрастное выражение: судя по реакции пленника, именно таким клинком людоеды расчленяли употребляемых в пищу пленников.
